«Сегодня, в первый день лета, я внесла в списки новых солдат. Они пришли из деревни Рожино. Сказали, что там никого не осталось: всю осень и зиму деревня переходила из рук в руки, от Ривенхедов к войскам Айвариха, все ценности и продукты забрали, женщин изнасиловали и убили или увезли неизвестно куда, в деревне остались только незахороненные трупы. Один крестьянин по кличке Кривозуб при этом смотрел на Николя Ривенхеда, но Николь не обратил внимания. Я сказала принцу, что они могут отомстить Ривенхедам, Дайрус ответил, что Николь о себе позаботится. Тогда я сама попросила Кривозуба уехать: соврала, что Николь его узнал. Зачем я опять вмешалась? Кривозуб ночью влез в палатку Николя и ранил его, а сам сбежал. Николь долго ругался, что не будет участвовать в битве, потому что не может сидеть на лошади. Кривозуб порезал ему ягодицы. Принц посмеялся и спросил, как так получилось. Николь разозлился и не ответил.
Солгард с Четвортом прислали гонцов и объявили, что готовы присягнуть принцу и пропустить его на север. До Соуборта две недели пути. Сообщают, что город уже в осаде. Айварих приказал рыть туннели под стеной — барон Ворнхолм остановил его, пустив в них дым. Айварих строит осадные башни и пандусы, обстреливает город из пушек. Я боюсь за Рика и барона Ворнхолма. Они оба слишком безрассудны. Странно, я не боюсь самой битвы. Пусть она быстрее начнётся!»
«Сегодня, в день Рождества Зарии, был бой под Соубортом. Как сказал принц, у нас больше конницы, у них — пехоты. Для нас это хорошо, потому что возле Соуборта есть удобное для лошадей поле. На нём когда-то погиб король Райгард, теперь там сражался его сын. Принц послал всадников против их пехоты, прорвал сначала левый фланг, потом центр; к вечеру армия Айвариха отступила от Соуборта. Я сама этого не видела, потому что принц приказал мне помогать Николю, но вечером он рассказывал всё за ужином. Рик позже добавил, что конница Дайруса едва не упустила победу, когда после первых успехов бросилась не добивать противника, а грабить его обоз. Тем временем кавалерия Айвариха ударила по нашей пехоте. Если бы барон Ворнхолм не послал людей на подмогу, неизвестно, чем бы всё кончилось. Потери всё равно огромные: Дайрус потерял почти тысячу солдат. Так сказал Рик, и я ему верю. Я очень рада, что они с бароном живы, и Игер жив, и Гарик. Местные рады, что мы уходим. Думаю, им всё равно, Айварих или Дайрус, лишь бы наступил мир. Дайрус пообещал, что, как только станет королём, жизнь улучшится. Ему никто не поверил, некоторые жители плевали нам вслед.
Армия Айвариха отступила на север, к Нортхеду. Принц Дайрус говорит, что мы завтра выступим следом. Он торопится, Рик торопится, барон Ворнхолм торопится. Боже, дай им сил выжить и победить! Меня не интересует месть, я не желаю никому смерти, хочу лишь одного: побыстрее оказаться в Нортхеде, увидеть господина Ноэля. Мне никто больше не нужен, жаль, что мужчины этого не понимают. Гордей опять лез с поцелуями, и другим только дай повод. Одни Ривенхеды меня сторонятся, Дайрус… Неважно! Снова встретив Дайруса, я сравниваю давние чувства к нему и нынешние к Ноэлю. Как же я была молода три года назад, если приняла за любовь его похоть и свой страх! Я принадлежала Дайрусу только телом, Ноэлю… ему я отдала бы не только тело и душу, но и жизнь. Жаль, что он их не попросит. Лишь бы он был жив! Я вижу его во сне каждую ночь, мечтаю о его прикосновениях и поцелуях, а старые сны, которые не давали мне покоя, ушли, словно моё прошлое теперь не имеет значения. Но я знаю, что это не так. Прошлое живёт во мне, книга из летописного свода жжёт мне кожу даже на расстоянии. Мне кажется, не стоило брать её с собой. Как только вернусь в Нортхед, положу книгу на место».
«Дайрус недоволен, когда я пишу дневник, он говорит, что всё это чушь собачья. Рик спросил, помогают ли мне записи, но, кажется, не понял, когда я ответила, что не знаю, просто не могу иначе. Меня так учили с детства. Отец буквально вбил в меня эту потребность. Барон Ворнхолм сказал, что испытывал то же, когда писал картины. Я попросила его после войны написать портрет Катрейны. Барон вздрогнул и сказал, что одного с него хватит. В Тёмной галерее висит удивительный портрет юной королевы. Я не знала, что его написал он — там нет имени художника. Барон предложил попросить Килмаха, но я рассказала ему, что Катрейна боялась Килмаха и не хотела бы, чтобы он писал портрет. Барон удивился. Я спросила, могут ли краски отравить душу. Он посмеялся, потом задумался. Кажется, дневник стал слишком личным, не хочу, чтобы кто-нибудь прочитал мои записи. Надо его уничтожить».