— Северная стена не менялась. Ворота там. — Лица Боба Георг в темноте не видел, его голос казался уверенным: — От них вела дорога в Страну Ледяного Тумана, по ней нонче никто не ездит. Ещё Ярвис их заделал.
— Но стену часто перестраивали, — резонно возразил Георг. Он не меньше Николя удивился планам Боба.
— Не с того боку. Оттель некому нападать, — отрезал Боб. — Даже охраны нема.
У Георга возникли вопросы, но он решил, что Краск не идиот. Если это шанс, надо им воспользоваться, если ловушка… Это всё равно самый быстрый способ попасть в город.
— Эта забава надолго, — бросил Захар.
— Как ты можешь быть так спокоен? — Самайя стояла у лагерного шатра на левом берегу Истры, прислушиваясь к звукам нарастающей битвы и держа окровавленное полотенце. Шатёр служил лазаретом для больных и раненых — она как раз закончила перевязывать одного из тех, кого подстрелили стрелой во время ночной вылазки.
— Я столько повидал, Мая, что мне почти не о чем радеть. Если Дайрус сразит Айвариха, нам толку будет мало.
— Кому — нам? — Самайя проследила, как хромой солдат равнодушно грузит на тачку ампутированные после ранений руки и ноги, выброшенные из шатра армейскими лекарями. Их прикопают в какой-нибудь яме.
— Простым людям. Таким как ты да я, да вон они, — Захар мотнул головой в сторону шатра, откуда слышались стоны, доносился неприятный запах гниения и крови. — Короли приходят и уходят, но что меняется в нашем житье-бытье? Райгард, Айварих, Дайрус, в сущности, звенья одной цепи.
— Зачем так говорить? — возмутилась Самайя. — Тебе всё равно, что Айварих расправился со многими людьми, даже с родным сыном, тебя чуть не казнил? — Захар почти не рассказывал о том, как сумел выбраться из тюрьмы.
Захар пожал плечами:
— Ежели король не умертвит врагов, они рано или поздно придут за ним, вон как те… — Захар кивнул в сторону Нортхеда.
— Зачем же ты помогаешь Дайрусу? — тихо спросила Самайя. — Зачем помогал ему три года назад, если тебе всё равно?
— Я не ему помогаю, — Захар посмотрел ей в глаза. — Я помогаю стране и народу. Гляди, до чего Айварих довёл Сканналию! В церкви раскол, погода буянит, горы ходят ходуном, трупов больше чем живых, реки выходят из берегов, и это меньше чем за год!
— Ты же сам рассказывал, что без летописца…
— Всё не так просто. Сама Истинная Летопись карает короля, поднявшего руку на летописца.
— Что? — Самайя уставилась на Захара. — Какого летописца? Ивар сам умер. Я видела.
— Я не про Ивара, — взгляд Захара завораживал. — Я про Нистора.
— Нистора? Но разве его убил Айварих? — растерянно спросила Самайя. — Убийц же казнили…
— Казнили пустоголовых душегубов! Подлинный убийца — тот, кто их послал.
— Айварих думал, что это Дайрус… Мне Рик говорил…
— Возвести напраслину на Дайруса было удобно.
— Да с чего ты взял?
— Понеже Летопись мстит Айвариху, не Дайрусу. Почему доселе никто не осмелился на такое злодеяние? Лишь по приказу короля можно проникнуть в те края. Лес охраняет Лесная Стража. Как убийцы её обошли?
— Не знаю, — Самайя пожала плечами.
— А Летопись знает, и кара настигнет убийцу. — От этих уверенных слов Самайя похолодела. Неужели книга на такое способна?
— Но зачем Айвариху это было надо?
— О том мне не ведомо. Может статься, король опасался, что старик переметнётся к сыну Райгарда. Либо Айварих просто хотел обвинить Дайруса в страшной расправе, дабы отвратить от него сторонников в Сканналии. А вдобавок есть легенда, которая гласит: пока Летопись в Нортхеде, он не падёт под натиском врага, недаром же именно накануне похода Дайруса её перенесли во дворец. Как знать, старик мог быть против переезда, и его убили. Или всё гораздо проще: король попросту жаждал убрать с пути сына его полюбовника, — цинично закончил Захар. — А старик и так вскорости бы помер.
Она слушала, затаив дыхание. Откуда он столько знает? А нельзя ли?..
— Захар, я должна поскорее попасть в город. Туда есть дорога?
— Что ты замыслила?
— Хочу найти одного человека.
— Подожди чуток, Дайрус возьмёт город и…
— А если не возьмёт? Или возьмёт нескоро? Или его убьют…
— Кого?
— Отца Рика, — Самайя боялась, что Захар высмеет её, он же смотрел на неё с жалостью и каким-то ожесточением. — Его объявили мёртвым, но мне сказали, что он жив.
— Ежели он жив, то вряд ли испустит дух до завтра.
— Захар, — настойчиво сказала Самайя. — Ты был в тюрьме, там есть только сегодня. Что будет завтра, не знает никто.
Захар посмотрел на неё с интересом.