— Не верю я этим совпадениям, — сказал Турецкий. — Чудес не бывает. Мы тут можем долго спорить, но так ничего и не добьемся, пока не посмотрим на месте. Договоримся так… Я включаю тебя в следовательскую бригаду. Подумаем, как все оформить, сделаем удостоверение. А пока вот тебе первое задание.
Завтра утром обязательно свяжись с прокуратурой Тверской области и от моего имени затребуй дело о смерти Николая Егорова и Олега Бородина. Пусть заранее подготовят, чтобы не терять время, а мы дадим им запрос по факсу. Сделай это до десяти. Потом поедем с тобой к месту гибели Сивцовой и посмотрим своими глазами…
В это время в кабинет заглянула Зоя.
— Александр Борисович, там пришла жена журналиста Бородина, требует, чтобы вы ее приняли…
— Так пригласи! — Турецкий вышел из-за стола.
Денис тоже встал и увидел, как Люся — неузнаваемая, с бесцветным лицом и сжатым ртом — быстро вошла в кабинет.
— Извините! Только не надо лишних слов… — Ее голос задрожал. — Я вас очень прошу не терять время на соболезнования! Я хочу найти этих уродов, кто это сделал! Не надо им дать замести следы. Мне звонила из Дмитровой Горы какая-то женщина, назвала себя Глафирой Ивановной… Говорит, Олег что-то чувствовал и оставил ей копии каких-то записей. Кстати, он мне о них тоже говорил… Я уже звонила в гостиницу, где он останавливался, мне сказали, что его номер опечатали, а все его бумаги и аудиокассеты забрали в районную прокуратуру. Что вы смотрите? Делайте что-нибудь! Раз вы взялись расследовать, поезжайте туда! Иначе вас опять опередят.
Она отвернулась к окну, закусив губу, ее плечи вздрагивали.
— Вы правы. — Турецкий поднял трубку. — Зоя, соедини меня с прокуратурой Тверской области, немедленно.
Рощин позвонил Севрюге по мобильному, чтобы договориться о встрече.
— Ну как? — спросил тот. — Как сработано?
— Класс, — одобрил Рощин. — Даже не ожидал. С меня причитается…
Севрюга, похоже, замялся.
— Миш, может, не надо, а? Мне так проще будет. Я с тобой буду в расчете, и ты, типа, то же самое.
— Так не годится, — в тон ему сказал Рощин. — Любой труд должен быть оплачен. Особенно первоклассный. И потом, ты же новую телку на шею посадил, ее ж поить-кормить-танцевать надо? Надо. А с пацанами рассчитаться?
— Ну не впервой, мои пацаны, договоримся как-нибудь.
— Раз вот так договоришься, другой… Потом не заметишь, как они вырастут. И счет предъявят дяде Севе… Пять штук зелеными, неужели помешают? Смотри-ка, тебя еще уговаривать надо.
— Пять штук? — задумчиво спросил Севрюга. — А потом не скажешь, типа, я опять задолжал?
— Расписку напишу, как ты тогда говорил, — засмеялся Михаил. — И к нотариусу пойдем… Ну, уговорил?
— Тебе все смехуечки, — вздохнул Севрюга. — Уговорил… А когда и где?
— Ты сейчас где, никак, в своем офисе?
— Издеваешься… — хмыкнул Севастьян. — В палатке я торчу, охлажденными курами торгую, народу полно, продавец заболела. Не нужна курица? Свежачок, только сейчас завезли.
— Зачем она мне? Я дома не питаюсь. Скажи, где палатка-то стоит, чтоб поговорить и бабки передать.
— Не, сюда лучше не надо приезжать. У меня знаешь сколько народу?
— Давай завезу домой. Дома есть кто?
— Настя дома торчит, — недовольно отозвался Севрюга. — Второй день кантуется, только спит да ноет, башка у ней болит или еще что. Лепилу ей на дом вызвал, типа, мужик оказался. Прикинь: меня дома нет, приехал этот, сучара гребаный, и прослушивать ее всю стал, то ему сними, другое покажи. Короче, все ей там задрал, а она рада. Он уже в койку ее уложил, а я как раз домой пришел… Слышу, она там только охает и смеется, падла… Веришь, в самый последний момент подоспел. Заорала на весь дом, будто ее режут, а я его, козла позорного, как он был уже без трусов, на площадку вытащил, в лифт засунул и кнопки там все вырубил… До ночи его вытащить не могли.
— Ну так я сейчас к ней заеду и передам, — прервал капитан его печальное повествование.
— Не-е, Миша, — встревоженно потянул Севрюга, похоже, уже пожалевший о том, что брякнул лишнее. — Ты лучше заезжай вечером, после восьми, я как раз с работы приду. Мы с тобой посидим, пузырь замажем, поговорим, обсудим, как и что.
— Идет. Договорились, — прервал его Рощин.
Покойнику никто не пишет, подумал он, глядя на
часы и начиная собираться, поскольку покойник был большим занудой и имел длинный язык.
Он приехал к Севрюге домой в три часа, позвонил в дверь.
— Кто там… — услыхал он ленивый женский голос с южнорусским акцентом.
— Свои, — отозвался Рощин. — Я Михаил, тот самый, что позавчера у вас был…