– Я скажу вам название, граф. – Гершель наклонился вперёд и, если бы не стол, их разделяющий, то непременно навис бы над щуплым Рансхофеном. – Я уравниваю. Ришон-ле-Цион будет моим вторым городом.
Возникшим между ними напряжением решил воспользоваться Йоханайн Грабис. Он сунул руку под пиджак и нащупал нагрудный карман рубашки. Второй раз за последние полчаса он ощутил себя студентом и на этот раз ему нужно было достать шпаргалку из кармана. Запустив в карман два пальца, он нащупал краешек заготовленной бумажки и стал вытягивать его вверх.
Голос Рансхофена вернул его в реальность.
– За исключением сбросившего все остальные уравняли ставки, можно и карты показывать. Сеньор Ромуло, вы не откажете нам в этом удовольствии?
Джабар стянул верхние три карты и разложил их на столе. Он и не думал вымерять между ними одинаковые расстояния, Джабар бросил карты как попало, лишь бы они примерно напоминали линию. Одна из карт частично перекрывала следующую, но тем не менее это не мешало рассмотреть их все.
Крестовая девятка, тройка пик и частично перекрытый червовый туз… Что принесут эти карты игрокам?
Не увидев среди "флопа" ни восьмёрки, ни, тем более, дамы, Рансхофен немного сник, неужели предчувствие обмануло его? Он, который столь тщательно прислушивался к своему внутреннему голосу (маминому), не мог ошибиться в толковании предчувствия! Он, кстати, вспомнил, чем так славится городок Карлсруэ, который он поставил в этом кону. Там располагалась Академия художеств, а ещё на улочке Маркграфенштрассе его однажды зарисовал один практикант. Рисунок, правда, получился посредственным, за что недоучка был отправлен в тюрьму по статье о политических карикатурах.
Нет, он не мог обмануться в такой простой ситуации. А так как с последней картой ему всегда не везло, то его ходом должен был стать следующий. Он не сомневался, что "терн" – четвёртая карта – придётся ему по вкусу.
– Пропускаю. Пусть банк пока останется неизменным.
Это "пока" напрягло Гершеля. В прошлом розыгрыше обошлось без подъёма ставок, но в этом его уже нельзя было избежать.
– Отвечаю взаимностью и пропускаю. – Натан обладал парой троек, но прекрасно понимал, насколько хрупка его позиция. Малейший ветерок мог лишить его равновесия.
Ослиный крик, донёсшийся со стороны Грабиса, заставил вздрогнуть всех остальных. Президент Йоханайн тупо смотрел на какую-то зажатую в руке бумажку, и его глаза выпучивались до нереальных размеров. Это было фиаско! Можно было тушить свет и закрывать двери! Это было даже хуже, чем слить очень сильную комбинацию!
Его гарант! Его точка уверенности и некоторые секреты, которыми успел поделиться с ним Фарханг, пропали! Гарант, который он считал собственным щитом превратился в комок влажной бумаги. Перьевая ручка и потные пальцы, которыми он на протяжении всего дня проверял наличие гаранта в кармане, всё испортили – от некогда чётких букв остались только грязные разводы. Он слишком часто муссировал бумажку потными ладонями и даже не подумал о последствиях. Его уверенность разметало как лёгкое облако, он чувствовал себя голым, ничтожным и совершенно неспособным что-либо предпринять.
– Пан Грабис? – Мягкий голос Рансхофена добрался до него сквозь пелену наступившего кошмара. – Может поделитесь с нами собственным горем? Или лучше продолжите игру?
Продолжать? А какой в этом смысл? Гаранта нет, подсказок Фарханга у него нет, у него даже ни одной пары на руках нет! Однако где-то на периферии малодушия маячил слабый отблеск здравомыслия. (продолжать… нужно продолжать, чтобы сохранить хоть что-то… игру нельзя прерывать, иначе он проиграет абсолютно всё… нужно продолжать…)
– Да… Я продолжу. – Лепетал он, оправдываясь перед самим собою, а вовсе не отвечая на вопрос Рансхофена. – Я продолжу и буду играть… И раз все пропустили, то и я пропущу.
Ромуло не стал брать колоду в руку, просто перевернул верхнюю карту и положил её справа от туза.
"Терн" произвёл за столом определённый эффект, начиная от неистового восторга Рансхофена, терпеливого принятия Гершеля и заканчивая Грабисом, в котором медленно угасала надежда на последнюю карту. Бубновая дама легла чуть в стороне от туза, но неизменно приковывала к себе внимание игроков. Торг начинал Рансхофен и делал он это с чувством восторжения самим собой, ещё бы, ведь он оказался прав! Предчувствие, которому он был обязан своим положением и властью, и в этот раз не обмануло его. Дама пришла как раз когда он её и ожидал – четвёртой картой.