– Сброс. – Он взял колоду в руку и посмотрел на Грабиса.
В игре находилось двое, но малый блайнд не был уравнен, Йоханайну нужно было назвать ещё один город. Не дожидаясь, пока ему об этом напомнят, Грабис начал говорить:
– Цесис, пять тысяч, доставляю до большого блайнда… Можно открывать три карты…
Дожидаясь "флопа", он опять успел пересмотреть свои карты, как будто надеялся, что они могут смениться. Бубновый король внушал в него надежду, но и в прошлом кону ему выпал король, на которого он делал большие ставки, а тот ни коим образом ему не помог. Тройка крести смотрелась жалко, она внушала только безнадёжность. Грабис положил карты на стол, а затем опять поднял. Ничего не поменялось.
У Рансхофена дела обстояли лучше, как и Гершелю, ему попались последовательные карты: девятка червей и восьмёрка пик. И уже на "флопе" у него образовалась первая комбинация.
Три верхние карты, выложенные на стол перед игроками Натаном, были следующими: первой вышла червовая семёрка, справа от неё легла бубновая девятка, за которой последовал крестовый валет.
Сочетание семёрки, восьмёрки, девятки и валета кружило голову Рансхофену, ему оставалось дождаться только десятки, и в таком случае пять карт образовали бы стрит, но несмотря на недостающую карту, на данный момент он уже обладал парой девяток. Кон начинался весьма неплохо.
В отличии от него Грабису не подходила ни одна из выложенный карт. Он тупо переводил взгляд с короля на валета, но как не вглядывался, не мог рассмотреть сходства. Второй розыгрыш подряд у него ничего не было. А всё из-за тюремного проходимца Фарханга! Он, наверное, смеётся над глупым Президентом, не сумевшим овладеть такой простой игрой! Он, наверное, давится от хохота, наблюдая за тем, как ему ход за ходом не приходит ничего путного! Нужно было казнить этого выродка, вместо того чтобы выслушивать его болтовню на протяжении нескольких часов. "Знаете, как говорила моя мама?" Думаю, она не советовала играть в азартные игры на города, полные жителей!
Обуреваемый злобой и желанием придушить Фарханга Йоханайн не сразу обратил внимания, что все, за исключением скучающего Ромуло, который ещё сильнее расплылся на стуле, ждут от него продолжения. Два игрока скинули карты, а значит, Грабису нужно было открывать торги.
– Пропускаю. – Выдавил из себя он и тихонько постучал костяшками по столешнице, после чего украдкой посмотрел на свои карты. Король с тройкой никуда не делись.
Рансхофен очень внимательно посмотрел на него, ему не хотелось повышать просто так, он хотел убедиться в сильной комбинации, поэтому, вопреки желанию взвинтить ставки до небес, решил отложить это до следующего хода. Конечно, при условии, что откроется хорошая карта.
– Всецело поддерживаю, пана. Господин Гершель, вы не покажете нам следующую?
Под наблюдением шести заметных и десятков тысяч невидимых глаз Гершель перевернул четвёртую карту и положил слева от крестового валета. Терном оказалась пиковая пятёрка.
У Натана была бы пара, но интуиция и здравомыслие не позволили оставить карты на руках, тем более что две пятёрки не сильно обнадёживали. Во время раздачи он не переставал наблюдать за Рансхофеном, и, судя по его реакции, у него явно наклёвывалась выигрышная комбинация, Грабис абсолютно и беспомощно тонул – тем более успел спалить собственные карты. У Гершеля не оставалось сомнений в том, что Йоханайн совершенно утратил контроль над ситуацией, однако, если вдуматься, то у кого он вообще был?
И всё-таки он поступил правильно, сбросив карты, потому как семёрка, девятка и валет смотрелись многообещающе в плане стрита. Рансхофен опять начал ёрзать на своём стуле. Уверенный в собственных убеждениях он знал, что пятая карта не принесёт ему ничего хорошего, но и четвёртая не изменила ситуацию в его сторону. Да, пара девяток так и осталась у него на руке, но из-за неё он не решался поднимать ставку. Вдруг у этого Грабиса с непроизносимым именем уже собрался стрит? Вдруг у него на руке карманная пара валетов или одновременно и шестёрка, и восьмёрка? Нет, такого просто не могло быть!
Рансхофен посмотрел на Йоханайна, тот сидел в задумчивости и постоянно поглядывал на собственные карты. Неужели он никак не может запомнить две картинки!? Зачем без причин теребить карты? И чем больше граф Штауффенберг Рансхофен смотрел на Грабиса, тем отчётливее представлял себе, что этот человек не может выиграть. Да разве прирождённые победители облизывают свои губы с частотой моргания? Разве они дёргаются так, будто сидят на самом большом геморрое в мире? Нет, ни в коем случае, прирождённые победители сохраняют спокойствие и никоим образом не выдают своих намерений. Естественно, что именно к такому виду и относил себя Рансхофен.