Выложенные рукой Грабиса пять составляли набор из червового короля, червового валета, семёрки крести, семёрки бубей и пиковой дамы, к ним Гершель присоединил свои пиковые семёрку и четвёрку, что составило сет из семёрок. Рансхофен глядел на его карты и пытался развидеть увиденное.
Очень медленно, словно в гипнотическом сне он открыл свои карты на самом краешке стола, как можно дальше от Гершеля, видимо, надеясь, что тот не обратит на них внимания. Червовая девятка и бубновый туз смотрелись очень перспективно, особенно когда Грабис выложил первые три карты, тут вне всяких сомнений вырисовывался стрит, нужно было всего две карты, на семёрки Рансхофен даже не смотрел.
Грабис, выполнивший свои обязанности до конца, наконец-то сумел протереть давно вспотевшую шею, этот кошмар кончился, ему нужно проспаться, нужно в обязательном порядке выпить чего-нибудь крепкого, посетить ванную и проспаться… Спрятаться под одеяло от грязного и несправедливого мира… Остаться наедине с жалостью к самому себе…
Йоханайн не успел додумать мысль, когда подошедшая к концу драма набрала новые обороты.
– Нет! – Внезапно заревел Рансхофен и размашистым жестом смахнул со стола свои карты вместе с приличной частью колоды. – Нет! Nicht5!
Его крик не успел затихнуть в замкнутом пространстве, как он уже одним прыжком подскочил к неподвижному человеку, на протяжении вечера колдующему над клавиатурой, и вцепился руками в его кобуру. Граф Рансхофен Штауффенберг хватался за торчащую рукоятку пистолета и дёргал на себя, но та не поддавалась.
Солдат оттеснил его корпусом. "… убери руки! Такое просто не позволительно…" Все двери разом открылись, маленькая комната стремительно стала заполняться людьми, в глазах начинало рябить от их строгих костюмов и коротких причёсок. "…нарушение… жульничество… столицу не отдам…" Часть вбежавших людей скучковалась возле рыдающего диктатора, тот отбивался, старался пнуть телохранителей, но те упорно окружали его. "…его карты ничего не стоили… Дюссау… он умер…"
Грабис моментально почувствовал себя в центре человеческого водоворота, ему дышали прямо в шею, а за локти схватило сразу несколько рук. К собственному удивлению, он сумел вырваться и проделать несколько шагов сквозь волнующееся человеческое море. Гершеля, который не проявлял никаких попыток сопротивляться, уже выводили в дверь, расположенную у него за спиной. Трое мужчин поднимали и вытаскивали из-под стола недвижного Ромуло, они перекрикивались на звонком языке и давали какие-то распоряжения стоявшим в коридоре.
Йоханайн снова смахнул со своего плеча руку, всё его внимание было сосредоточено на двух картах, лежащих напротив его стула. Никакие внешние силы не смогли сбросить их на пол, где уже затаптывалась практически вся колода, а до этого момента их видел только Ромуло. Грабису не давала покоя улыбка, появившаяся на лице Джабара в самые последние секунды, такое могли себе позволить только те, кто нарочно упускает хорошую возможность.
Перевернув карты, Йоханайн смотрел на них, пытаясь вспомнить те, которые выложил сам, а потом его разобрал неудержимый приступ смеха. Так смеются только те, кому жизнь показала действительно смешную шутку. Он смеялся, когда агентам удалось окружить его и довести до двери, он смеялся, когда его тащили по длинному и петляющему коридору, он смеялся, когда его усаживали в вертолёт и пристёгивали ремнями безопасности…
Йоханайн Грабис смеялся увиденному, не вполне понимая, что смеётся над самим собой и что через некоторое время этот смех может обернуться слезами. А всё заключалось в тех картах, которые в начале партии он раздал Джабару Ромуло. У сеньора Президента на руках оказались червовые туз и десятка, что означало стрит до туза, пришедший с последней картой, а если бы ещё и дама оказалась червовой, тогда это называлось бы флеш роялем – сильнейшей комбинацией в покере. И имея неоспоримую комбинацию, Джабар просто не успел её разыграть, да и собирался ли он это делать? Разве не это предвещала его улыбка? Разве не так улыбаются победители, отдавая победу другим? Разве Йоханайн не поступил таким же образом в самом первом розыгрыше?
А две брошенные им карты упали на пол и смешались с остальными, превратившись из орудия судьбы в обыкновенные куски пластика и картона. Клавиатура более не стучала, свет над картой померк, и лишь среди гулких коридоров ещё бродило эхо: "… несправедливо… несправедливо… nicht, nicht… эта партия должна была закончиться иначе… не отдам…"