Граф согласно кивнул и потянулся за следующей картой, но Гершель успел заметить, как сощурились его глаза. Конечно, это ничего не значило, но у Железного Гершеля поджались пальцы на ногах.
Глядя на выкладываемую перед ним карту, Грабис старался выглядеть как можно более спокойным, в этот кон он не обязан был делать ставок, а потому мог позволить себе роскошь сбросить карты. Так учил его Фарханг, и Йоханайн собирался воспользоваться этим. В ближайшем розыгрыше ни одному из его городов не угрожает опасность, а потому он собирался, как это называл Фарханг, вчитаться в лица противников.
Он равнодушно принял карту и стал глазами стрелять по чужим лицам. Собственные карты его не интересовали или интересовали не столь сильно…
Рансхофен сдал себе, а потом повторил весь круг: Ромуло, Гершель, Грабис и завершил раздачу собой. Пришло время первого торга, начать его должен был игрок, сидящий за тем, кто поставил большой блайнд, то есть Йоханайн Грабис. Вместо того, чтобы уравнять ставку, Грабис демонстративно отодвинул от себя две карты на край стола и объявил:
– Сбрасываю. – Он даже не стал смотреть свои карты, незачем показывать остальным, что его распирает от желания увидеть их. Контроль ситуации начинается с себя, а Грабис решил чётко обозначить, что происходящую ситуацию он полностью контролирует.
Рансфохен, к которому перешёл ход, пожал плечами и, стащив карты со стола, изучал их. На руку ему пришли бубновый валет и пиковая шестёрка, трудно было сказать что-либо определённое, нужно было дождаться "флопа"1.
– Уравниваю имеющуюся ставку. – Сказал он к удивлению всех остальных участников. – Эссен. – И пристально глядя на Гершеля добавил, – тоже десятитысячник…
"Только безумец стал бы уравнивать ставку в этой игре. Или он настолько уверен в комбинации, которая ему выпала? – Гершель вглядывался в прилизанное личико с абсолютно немужским левым пробором и пытался разгадать, что же скрывается под ним. – Похоже, что первое впечатление не всегда бывает обманчивым, и истории, окружающие личность этого выскочки, правдивы…"
До открытия первых трёх карт должен был высказаться Джабар Ромуло, пока что он внёс только половину своей ставки и должен был определить дальнейшую судьбу торгов. Как и всегда в покере у него было три варианта: уравнять, поднять ставку или просто сбросить карты. В первом случае жертвы были осознанной необходимостью, во втором – излишним риском, а в третьем – абсолютной неизбежностью. Для тех, кто ставил блайнды, сброс являлся негласным табу, продиктованным здравым смыслом.
Ромуло понимал это лучше любого другого, ему оставалось только плыть по течению. Опять из его рта послышалось что-то неразборчивое, что в конце концов сложилось в название:
– Гаурульюс. – Ещё один город оказался под ударом. В наступившей тишине было слышно, как пальцы неподвижного человека стучат по клавиатуре.
Первый круг торгов завершился, три игрока находились в игре, общий банк составлял тридцать тысяч человек.
– Ставки сделаны, ставок больше нет. – Рансхофен произнёс излюбленную фразу всех крупье. – Теперь можно открыть три первых карты.
Правой ладонью он обхватил отложенную колоду, и пальцами левой руки принялся выкладывать три верхние карты или, говоря на профессиональном сленге, "флоп". Как бы Грабис не пытался изобразить равнодушие, всё же ему пришлось наклониться вперёд, чтобы разглядеть появляющиеся карты. Натан Гершель плотно сжал зубы и почувствовал, как по коже среди коротко стриженных волос пробегают холодные капельки пота. У Ромуло заболела голова.
Не только тридцать тысяч, поставленных на карту, смотрели за тем, как сумасшедший диктатор достаёт три карты. Население четырёх стран застыло возле экранов, потому как, несмотря на принадлежность к разным лагерям, трансляция, ведущаяся из маленькой комнаты, сплотила их всех в единый, неуверенный в завтрашнем дне комок человеческого страха.
Рансхофен выкладывал карты перед собой, он размещал их очень аккуратно, добиваясь одинаковых промежутков. Сначала из-под его руки появилась четвёрка крести, затем шестёрка той же масти и завершил "флоп" король червей. Три карты появились на столе, наступало время второго круга торгов.
Грабис сбросил карты, а значит в этом случае начинать торг должен был Рансхофен. Диктатор держал свои руки под столом и с такой позиции как бы украдкой разглядывал пришедшие ему карты. Натан Гершель был уверен в том, что ни Грабис, ни Ромуло не станут повышать ставок, эти будут держаться, но про Рансхофена они ничего определённого сказать не мог. Диктатор явно не проходил в категорию людей нормальных, об этом можно было судить хотя бы по задумке с этой партией, и его действия невозможно было спрогнозировать. Он являлся бомбой с часовым механизмом, которая в любой момент могла освободиться от чеки.