— Да уж. Умным его назвать было нельзя. Таскал все подряд… — Она сложила руки на животе и отдалась воспоминаниям. — Больше всего мне нравилось, что приходилось рано вставать — он же требовал, чтоб его вывели. Ты выгуливал собаку, приносил газету и свежий хлеб из «Деликатесов», в булочной был не такой вкусный. Потом выводили еще раз после обеда и когда заканчивался фильм… Надо же, пес организовывал нашу жизнь. У него был свой распорядок, и не дай бог его нарушить. Утром после прогулки обязательно надо было дать ему сухарик. Однажды в магазине не оказалось сухариков — не завезли, пришлось испечь и сразу подсушить в духовке… Ну и дурочка же я была — печь сухарики для собаки! Вообрази только!
Встрепенувшись, чуть не перебивая ее, он возбужденно выкрикнул:
— А помнишь, что сказал ветеринар, когда Бобик попал под машину?
— Сказал, что его надо усыпить, — ответила она.
Он обмяк в кресле, будто с чувством выполненного долга, удовлетворившись этим взрывом эмоций.
— И почему это о животных говорят «усыпить»? Ведь их умерщвляют, — раздраженно заметила она.
— Человек умирает, животное засыпает, не знаю почему.
— Снулые рыбы.
Он вспомнил, что надо выкинуть мертвых рыбок, но не хотелось снова смотреть на этот натюрморт в аквариуме. Потом, решил он.
— У собак свои привычки, — сказал.
— Как и у людей.
— Но у собак они не меняются. Человеческая психика позволяет нарушать ритуалы. А животные к ним приговорены.
Он был доволен тем, как ловко ему удалось это сформулировать.
— Приговорены, — повторил, будто упиваясь звучанием этого слова.
Они замолчали, сидя полуотвернувшись друг от друга в креслах, обтянутых коричневым кожзаменителем, и глядя на окно, плотно завешенное клетчатым пледом. Немного погодя она сказала:
— А все-таки хорошо с ним было… Помнишь, как он норовил по-тихому забраться на диван, хоть и знал, что ему это запрещено. Но залезал, только когда мы начинали ссориться, — хотел, видно, отвлечь внимание на себя…
— Он всегда валялся на диване, стоило тебе выйти за порог, — не удержался он от злорадного замечания.
— Да-а? Неужели? — недоверчиво спросила она.
— А я смолил в комнате. Одну за одной, да, а ты возвращалась и ничего не чувствовала. Курил, попивал себе пивко, а Бобик валялся на диване.
— Думаешь, я не знала, что ты пьешь? Знала, конечно. Просто виду не подавала. И табачную вонь чуяла, только мне было невдомек, что Бобик без меня забирался на диван.
Он встал:
— Кстати, в баре есть пиво.
— А вот это уж дудки, — усадила она его обратно красноречивым жестом, и он послушно сел. — Оставим на потом.
Он почувствовал, как его захлестывает волна злобы.
— На какое еще «потом»? Совсем отупела, не понимаешь? Никакого «потом» не будет.
Она сделала вид, что не заметила этой вспышки гнева, и спокойно продолжила:
— Это она его притащила. Сказала: или я, или он. Помнишь?
С минуту он обиженно молчал, а потом сказал ехидно:
— А ты не знала, как на это реагировать и как себя вести. Она иногда умела проявить характер.
— Почему ты говоришь о ней в прошедшем времени? Думаешь?.. Что ты вообще думаешь, скажи?
— Оставь меня в покое, — он встал и направился в свою комнату. В щелку между одеялом и балконной рамой посмотрел, что делается снаружи. Все то же самое. На улице ни души.
— Сию минуту закрой! Идиот законченный, ничему тебя жизнь не учит… Хочешь, чтоб тебе зенки выжгло? — завопила она, просунув голову в его комнату.
— Мои глаза, и комната моя, что хочу, то и делаю.
Она ушла. Соорудив из колготок что-то наподобие сачка, он принялся вытаскивать дохлых рыбок. Вскоре их набралась целая кучка.
Огромные выпученные глаза скалярий были уставлены прямо в потолок. У него тряслись руки, когда он брал их за вялые хвосты и вытаскивал из самодельного сачка. Спуская рыбок в унитаз, он зажмурился.
— Может быть, произошло извержение вулкана, и вулканическая пыль попала в атмосферу, — рассуждала она в гостиной. — Поэтому стало темно. При извержении вроде бы радиации не бывает, значит, можно выходить. Эх, вот так они и вымерли, динозавры эти.
Он что-то неразборчиво промычал.
— Растительной пищи не хватало, нечего стало есть, и они потихоньку подохли.
Внезапно послышался звон разбиваемого стекла. Оба замерли. Он — склонившись над унитазом, она возле кресла.
— Что это было? — шепотом спросила она.
— Похоже, не все сидят по домам. Наверно, грабят наш магазин.