Фуйкова
Своего жениха я лишаюсь в шлюзе на Стрелецком острове.[23]
Даже сейчас, двадцать лет спустя, когда идем с Борисом и детьми прогуляться на Петржин, я иной раз останавливаюсь у каменных перил моста и, наклонившись вниз, пытаюсь в грязной воде разглядеть его лицо. Андулка теряет терпение и уходит вперед.
— Господи, что ты там ищешь? — кричит на меня Борис.
В его голосе то добродушное превосходство надо мной, которое так необходимо ему и которое меня не обижает. На голове у него серый твидовый котелок — абсолютно тот тип головного убора, который я всегда связываю с пожилыми мужчинами. Никогда бы я не поверила, что такую шляпу будет носить мой муж, но Борис невесть почему полюбил ее, и у меня не хватает духу попросить его расстаться с ней.
— Сама не знаю, — говорю я. — У тебя премиленький котелок, — смеюсь я.
Борис многозначительно смотрит на Лукаша и вертит пальцем у лба. Лукаш смеется, но в его смехе есть что-то вымученное, нервное — как всегда, когда что-то до него не доходит. На Уезде, переводя его за руку через перекресток, чувствую, как он упорно смотрит на меня сбоку. В парке он буйно вырывается на свободное пространство газона, но каждые десять метров оглядывается — хочет убедиться, что не потерялся. Борису кажется это немужественным и трусливым, но я вполне понимаю Лукаша.
Под утро, на самой грани сна и яви, вижу иногда странные, дурные сновидения. Примерно за неделю до второй встречи бывших выпускников (на сей раз нас обзвонила Зузана, поскольку Мария в роддоме) мне снится, что весь наш класс идет по Стромовке и ребята рассказывают анекдоты про меня и Ветвичкову. Мы с Иреной пытаемся приблизиться к ним, чтобы лучше слышать. Не слышать их мы не можем, как не может человек — с неким мазохистским наслаждением — перестать касаться больного зуба. Мальчики отгоняют нас, бросаясь колючей кожурой каштанов.
— А знаете, почему Фуйкова еще девственница?
— Нет. Почему?
Все, включая Тома, заранее улыбаются. Мне больно, но каким-то чудом и приятно.
— Потому что бегает быстрее своего папаши.
Встреча на сей раз проходит на дискотечном пароходе, что далеко не лучшая идея (допускаю, конечно, что я не способна судить объективно): тут слишком много чужих людей, музыка отвратительная, к бару и двум туалетам выстроились длинные очереди. Кроме того, добрую треть времени мы проводим в шлюзах, где дискотечные ритмы и шум мотора прямо-таки отлетают от скользких стен, так что не слышно собственного голоса. Ветер, кружась непрестанно, доносит до нашего стола дым и запах нефти. Веселье не клеится. Зузане, как организатору, приходится парировать критические замечания, и она, разумеется, раздражена.
— А что ты, квартирная архитекторша? — кричит она мне в шлюзе на Стрелецком острове. — Не настала ли пора тебе замуж выходить?
Она только что танцевала, поэтому потная; прядки волос на висках совсем слиплись. Она вроде бы дружески улыбается, но глаза холодные. Я в черно-зеленой каменной западне. Чувствую, нет сил врать — а бежать некуда.
— В прошлом году у вас с Либором была помолвка, значит, в нынешнем ты должна выйти замуж, верно? — повторяет она.
Я побежденно молчу. Ирена быстро встает и пытается пробить себе дорогу к туалетам. Играют «Девушку в лимонной шали». Такая мутота, думаю я. Запах нефти временно исчезает, но тем сильнее чувствуешь запах рыбы и разлитого пива. Зузана окидывает взглядом остальных ребят.
— Я бы сказала, — начинает она медленно, и в ее голосе растет ехидная радость, — что этого славного Либора вовсе не существует, а?
Я внезапно осознаю, что Либора уже не увижу. Уже никогда не увижу, как он стоит перед открытым шкафчиком с электрическими предохранителями, как утром в ванной бреется или как курит и стряхивает пепел в ладонь.
На глаза набегают слезы.
— Я так и знала, ты врунья! — победоносно визжит Зузана.
Какая-то девушка перелезает через Рудольфа, садится рядом со мной и обнимает меня за плечи. Я не могу поднять глаз; думаю, что это Аделка или Катка. Она гладит меня по спине, мне приятно: поворачиваю голову и вижу Еву. В ее красоте есть что-то ошеломляющее.
— Все придет, — шепчет она мне.
У нее изо рта пахнет фруктами, я даже слышу, как о ее зубы слегка постукивает конфета.
— Я всегда это знала! — выкрикивает Зузана.
Нет худа без добра: как только я окончательно похоронила Либора, почувствовала, что я свободна. Действительно, у меня нет никаких обязательств. И вправду, я ни с кем не помолвлена, а значит, и вести себя сообразно тому не должна. Не должна никому хранить верность.