Итак, я больше не отсиживаюсь дома и с однокурсниками захожу подчас в одну из забегаловок рядом с факультетом (до сих пор я все приглашения отвергала). С извращенным удовольствием я смотрю на эти вечно заляпанные столы, полные пепельницы и закопченные стены, украшенные флажками, деревянными поделками, обнаженными женщинами, проволочными Швейками, подписанными клюшками и обрамленными остротами из «Дикобраза».[24] Первое время я кажусь себе агентом на чужой территории. Чувствую невнятный страх, что меня вот-вот схватят. Опасаюсь, что кто-то встанет, ткнет в меня пальцем и закричит: «Черт подери, что делает здесь эта девица? Вы что, не видите, что у нее есть вкус?»
Позже с удивлением обнаруживаю, что ближе к полуночи многим мужчинам начинаю нравиться — к сожалению, не сокурсникам (уверяю их, впрочем, что я немножко розовая), а скорей пожилым дядям, засидевшимся в пивной. Если на мне майка с вырезом или юбка с разрезом, они поглядывают на меня уже в девять.
— Мужчинам я нравлюсь, — хвастаюсь дома папе, — но только после третьей кружки.
Во всяком случае, для начала это уже что-то, думаю я. Захоти я избавиться от проклятия своей девственности — возможность есть. Наконец, перестаю психовать. Чувствую приятную уверенность, что могу выбирать, — разумеется, когда близится время закрытия. Я вхожу в эти накуренные, шумные заведения, возбужденно осознавая, что каждый второй из присутствующих выпивох после закрытия может быть моим первым.
Мне некуда спешить и потому спокойно все продумываю. Мне ясно, что я должна выбрать из тех, кто набрался в самый раз: две кружки еще мало, пятнадцать, наоборот, уже слишком. Ребята с нашего факультета утверждают, что алкоголь в избытке вызывает нарушение эрекции, они спокойно говорят об этом в моем присутствии, что радует меня и оскорбляет одновременно.
— А если уж случайно у тебя встанет, то при этом ты можешь уснуть.
— Или в худшем случае всю ее облюешь.
— Вам хотя бы понятно, почему мы так легко становимся лесбиянками? Розовыми, — ухмыляюсь я.
Завоевываю имидж наглой девицы. Как говорит Том: «Нет ничего более ложного, чем молва, которая сопровождает вас».
Постепенно постигаю неумолимые законы общения в пивной: когда прихожу, поначалу скучаю, время тянется мучительно медленно. Я молчу. Я окружена известными политологами, психологами, философами и экспертами по китайской медицине… Вся их болтология меня злит: пустые полуправды никто не опровергает, громоздятся нелепицы, всем все по барабану. Где отсутствует знание или логическая аргументация, на помощь приходит громкий голос или пафос. С каждой выпитой кружкой меня, конечно, тяготит это меньше, а после четырех-пяти и вовсе охватывает смиренное, приязненное ко всем чувство (знаю, конечно, как быстро оно может обернуться вздорностью и агрессивностью). Чем дальше, тем чаще вступаю в разговор. Что бы я ни изрекла — да хоть полную чушь о расширяющейся вселенной, — все утвердительно кивают. И этим жутким долдонам я с ходу, не задумываясь, плачу тем, что говорю, какие они классные. Кто-то заказывает мне фернет. Мы обнимаемся, кто-то поминутно хлопает меня по толстой заднице или даже, причмокивая, целует.
Я пользуюсь успехом.
Иной раз, само собой, интересуются моим дружком. Я всегда печально улыбаюсь (чтобы при необходимости задним числом могла утверждать, что все это в шутку) и отвечаю, что мой жених погиб при кораблекрушении. Это довольно оригинально: никому и в голову не приходит, что подобные вещи я могла бы придумать. Кроме прочего, престиж моряка в Чехии явно высок, потому так легко я отбиваю любые похотливые атаки. Смерть, пусть вымышленная, остановит каждого. Я вдова моряка. Женщина с тайной. Подробности оставляю при себе.
— Не сердись, не хочу говорить об этом, — отвечаю я, когда лезут с расспросами. — Все слишком свежо.
— Ясно, понимаю.
Не полный ли фарс человеческая жизнь?
Однажды в опьянении перестаю контролировать себя и, импровизируя, раскручиваю сюжет об уделе жен моряков: вечное ожидание, чудо возвращения… Все проглатывают наживку вместе с крючком (иногда думаю, что я запросто могла бы стать писательницей). Воображаемое возвращение изголодавшегося по женской плоти моряка откуда-то с берегов Океании, конечно, непомерно возбуждает меня; уже в пивной я знаю, что дома быстро запихну прокуренное белье в стиральную машину, приму душ, улягусь в постель и унесусь в своих фантазиях намного дальше.