На уроках не перестаю подглядывать за ней. На черчении и рисовании она высовывает язык, и я тщетно пытаюсь угадать, почему даже с высунутым языком она выглядит так сексуально? А стоит высунуть язык мне, я сразу же становлюсь похожей на дебилку (к счастью, у меня хватает благоразумия язык никогда не высовывать).
Боже, почему ей — все, а мне — ничего? — шепчу я про себя.
Я вырастаю яростной атеисткой: Бог не дал мне лучшей внешности. Начиная с переходного возраста я не переступаю порог ни одного костела, как и не хожу никогда в ресторан, где однажды сильно меня объегорили.
В период созревания мне не раз приходит в голову, что, не будь у меня такой большой груди и зада, я могла бы изображать некоторую независимость: Любовь? Секс? Нет, благодарю, эти вещи меня не интересуют. Но как быть с четвертым номером бюстгальтера? При наличии задницы, как у заслуженной кубинской матери, я никого не могла бы убедить, что не была создана для любви. Каждый видит, что была, но, посмотрев мне в лицо, сразу смекает, что любви-то мне отчаянно и недостает.
Я не то что независима, я просто уродлива. Никого тут не обманешь.
Мне сорок, но до сих пор я все оцениваю главным образом с точки зрения привлекательности — не только авто или мобильные телефоны (решающий момент для меня, естественно, — элегантность форм и цвет, а вовсе не техника, что внутри), но и соседей, врачей или политиков. Какой прок политику от его головокружительных идей, если у него кривая улыбка и три подбородка? Я категорически голосовать за него не буду. Но главное: мне всегда нравятся только красивые или хотя бы симпатичные парни. Вы понимаете масштаб этой катастрофы? Меня, уродину, привлекают исключительно симпатяги.
Попробуйте-ка с такой несовместимостью жить — и выжить.
Ева
Работа юриста в зарубежной фирме со стороны кажется, пожалуй, сложной, но на самом деле она так же примитивна, как, скажем, кроссворд: одни и те же слова, одни и те же обороты. Сходства, впрочем, здесь еще больше: она могла бы сказать, что работа, как только истает получка, имеет для ее жизни такое же значение, что и кроссворды: она вполне цивилизованно убивает ею время.
Она считается способной, чуть ли не успешной, но это никогда не казалось ей трудно достижимым: достаточно было хорошего английского, немного драйва, умения общаться с людьми и определять приоритетные задачи. До сих пор работа вполне увлекает ее, тем не менее она давно знает, что с реальной жизнью эта работа не имеет ничего общего. Встречаясь на обеде со всеми этими модно подстриженными, самоуверенными девицами в нарядах от Хьюго Босса, она часто вспоминает Джефа начала девяностых: он также полагал, что место, которое тогда занял, — его жизненный шанс. Она слышит, как они делают заказ (две порции телячьей салтимбокка, порцию спагетти вонголо и порцию паста аль рагу ди конильо), как смеются, видит, как они вешают пиджаки на спинку стула, как жуют, и думает о Джефе. Иногда вспоминает Карела и Ирену. Она никогда не предполагала, какое большое место в ее мыслях займут уже ушедшие люди, которые при жизни своей казались ей не очень значительными. Она даже помнит точные даты их смерти, и эти две даты уже навсегда стали частью ее личной истории — так же как, например, свадьба родителей или рождение дочери. Впрочем, не только для нее: когда на одной из встреч класса она неудачно обмолвилась, что Алица родилась через два года после Карела, большинство одноклассников отлично поняли, что она имеет в виду.
Джеф, как правило, приходит с работы очень поздно, Алица к тому времени чаще всего уже спит. И приходит обычно усталый, раздражительный. Ева понимает его, ему трудно: как всегда он хочет быть победителем, однако условия для соревнующихся далеко не равные.
— Как я могу тягаться с людьми, которые покупают фабрики готовенькими? — кипятится он.
Она с удовольствием пообщалась бы с ним, ибо весь день практически не говорила ни с одним взрослым, но он отвечает ей весьма неохотно, скупыми фразами. Он молча ходит по квартире и, кряхтя, нагибаясь, демонстративно подбирает с полу разбросанные игрушки.
— Это не квартира, а поле боя.
— После «Спокойной ночи…» она еще играла, — примирительно объясняет Ева. — Я убираю за ней пять раз на дню.