Клавдия Сергеевна положила сумочку на пуфик, блаженно откинулась на спинку кресла.
Беседа напоминала перебрасывание мячика на пляже. Без малейших усилий, бездумно. Вопрос — ответ, ответ — вопрос. Ни одного режущего либо обманного удара.
Женщина расчетливо пускала в ход богатый арсенал жестов и улыбок. Закинула ногу на ногу. Так, что стали видны края кружевных штанишек. Сославшись на духоту, расстегнула воротничок блузки. Сквозь прозрачную рубашку проступили наливные груди с крупными розовыми сосками. Закинула голову, продемонстрировав собеседнику полную белую шею. Говорила с некоторым придыханием, имитируя волнение.
При виде подобного великолепия у Коломина мигом испарились предупреждения и наставления частных детективов. Пусть наводчица, пусть подручная бандитов, но такой красавицы ему видеть раньше не довелось.
Василий Евгеньевич постепенно терял голову. Во рту пересохло, и он время от времени увлажнял губы языком, пил нарзан. Сидеть не мог — нервно расхаживал по комнате. И — говорил, говорил. О погоде, наступающей грибной поре, недавно купленной картине, прочитанной книге…
Какая женщина! Господи, какая красавица!
Клавдия Сергеевна таинственно и многообещающе улыбалась…
Хлипок оказался бизнесмен, его покорение не потребовало от нее особенных усилий. Легко достающаяся победа всегда приносит ей некоторое разочарование… Неплохая работа, сказал бы Руслан.
Она еще выше подтянула и без того короткую юбочку, приоткрыла губки… Ну, что же ты медлишь, простофиля, пора перейти к заключительной стадии…
Бутылка шампанского пуста. В рюмки налит коньяк.
Сочетание выпитого с сидящей напротив красивой и доступной — так он решил — доступной! — женщиной сыграли с бизнесменом коварную шутку. Потеряв самообладание, он подошел к креслу гостьи, облокотился на спинку и неожиданно для себя положил ладонь на молочно-белую ногу выше колена. Туда, где кончаются кружевные штанишки.
Клавдия Сергеевна прерывисто вздохнула…
Кажется, можно торжествовать победу. Еще несколько секунд, и Коломин вопьется в ее губы поцелуем, примется дрожащими руками искать молнии и застежки. Заскулит обласканным щенком…
Но желаемые несколько секунд пройти не успели.
В дверь — осторожный стук. Не ожидая разрешения, в комнате появился Фомин.
Василий Евгеньевич, вы меня звали?
Коломин отшатнулся от кресла. Будто провинившийся пацан, спрятал руки за спиной.
— Нет, не звал… Вы… Ошиблись…
— Простите, мне послышалось…
— И прошу без вызова не входить, — внезапно обозлился Коломин. — Понадобитесь — позвоню…
Фомин ушел.
«Черт бы побрал этого симпатичного телохранителя, — раздосадовано подумала Клавдия Сергеевна. — Все было на мази…»
А Коломин будто вынырнул из омута. Подергал за узел галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, глотнул воздух. На память пришли строгие инструкции Гремина… Не расслабляться, ни в коем случае не расслабляться! Вас станут соблазнять, бесстыдно, умело — не поддавайтесь. Попадетесь на удочку, считайте — все пропало!
— Так что же вы хотели сообщить? — деловым тоном, в котором — ни следа недавнего волнения, спросил бизнесмен. — Если мне не изменяет память, речь шла о какой-то важной информации… В чем она заключается?
Оба молчали. Хозяин дачи — в ожидании ответа, гостья лихорадочно искала новые, более удачные этюды в начатой игре. Продолжить прежнее «перебрасывание мячика» — признать поражение. Придумать так называемую информацию — для этого нужно время. А его сейчас нет.
— Я должна признаться, — наконец решилась она и снова замолчала, будто обещанное признание застряло в глотке. — Мне… трудно говорить…
— Выпейте нарзана, — Коломин протянул руку и налил минеральную воду в фужер. — Слушаю вас, — повторил он.
— Просто я вас… полюбила… Вы должны понимать, как нелегко дается мне это признание… Понять и не осудить… Вот и напросилась в гости…
Наивно? Еще как — до примитивности. Но в данной ситуации любая наивность, если ее умело обыграть, ведет к победе. А уж обыгрывать она умела!
На этот раз Коломин сидел — поднялась с кресла Клавдия Сергеевна. Придерживаясь рукой за край столика — словно боясь упасть, — она медленно придвинулась к хозяину дачи.
— Мне стыдно… мне очень стыдно, но… без вас не могу…
Заломила руки и вдруг упала навзничь. Так удачно, что оказалась на коленях Василия Евгеньевича… Полуоткрытая грудь вздымается, губы раскрыты для поцелуя…
И снова у Коломина неистово забилось сердце. Твердит себе: притворство, нельзя поддаваться, он должен устоять, должен! А руки против желания тянулись к талии и груди женщины.
Если бы в этот момент снова появился Фомин, ему уже не спасти погибающего от приступа страсти бизнесмена…
Диван принял на свои пружины любовников.
Клавдия Сергеевна, уже не притворяясь, охваченная невыносимым желанием, срывала с себя и с Коломина одежду. На пол летели обрывки его рубашки и ее блузки, разорванные юбка и брюки, остатки нижнего белья.
Голые любовники в пароксизме страсти скатились с дивана на ковер. Опрокинутый на спину, потерявший способность мыслить, контролировать свои поступки, Коломин почти с ужасом видел, как на нем, будто на батуте, прыгало голое существо, мало похожее на человека. Рычание сменялось оханьем, визгом, оханье переходило в торжествующий крик. Его царапали, кусали, ласкали, били кулаками.
Все это походило не на утоление страстного желания, а на изнасилование. Изнасилование само по себе противоестественно, но оно становится ужасным, когда мужчину насилует женщина.