Аналогично и Олег Левашов «не был понят родною страной». Такая уж дурацкая, простите за выражение, страна у нас сорганизовалась по завершении золотого века Екатерины и внука ее, Александра Первого. Тогда люди исключительно за ум, отвагу и «общественную пользу» в двадцать пять лет генеральские чины хватали. Ну, а потом — увы. Не захотело и в случае Левашова научное начальство сообразить, что куда проще парню этому позволить защитить пару докторских, дать в подчинение НИИ какой затруханный, а потом стриги купоны с его открытий до конца дней.
Нет, не смогли через себя переступить. Страна-то, может, и советская наука в частности, процвели б невиданно, а нам, с нашими диссертациями и монографиями — куда? Из президиума хлопать, когда ему очередную Нобелевскую вручают? Простите, товарищи, «народу это не нужно!».
И вот они, значит, Левашов с Воронцовым, каждый по-своему уязвленные, но одновременно полные сил и энтузиазма (молодость, господа, молодость!), встретились на судне, которое гоняло волею пароходского начальства из Калининграда на Кубу, с Кубы в Луанду, оттуда на Владик и вдруг в Новоросс, чтобы не скучали. Северным морским путем тоже ходить приходилось, но это — отдельный разговор.
— Само собой, они подружились, хотя обычно разница в должностном положении (старпом и рядовой инженер) такому не способствует.
Впрочем, вся эта история давно известна. После событий двадцатого — двадцать первого годов пути их как-то незаметно, но основательно разошлись. У каждого свои дела и интересы, своя, если так можно выразиться, «личная жизнь». Один — бывший гений-изобретатель, а ныне политик не совсем даже понятной ориентации, пытающийся реализовывать в условиях красной Полуроссии юношеские идеалы «социализма с человеческим лицом». Постепенно начинающий понимать, что идеалы — это одно, а реальная (пусть даже в иной реальности) жизнь — совсем другое.
Второй — достигший предела своих притязаний адмирал-капитан (полновластный хозяин «Валгаллы», главком небольшого флота, начальник над портом и фактический генерал-губернатор колонии форт Росс-3, простершейся на сто тридцать лет в двух временных линиях).
Фактически Воронцову не нужно было от этой жизни больше ничего. Верная и любимая женщина рядом, полсотни «без лести преданных» роботов, способных на все (в хорошем смысле слова), практическое бессмертие, возможность поступать только и единственно, как «собственный нрав» захочет.
То есть — «Плавать по морям необходимо. Жить — не так уж необходимо!»[18]. А если это совмещается — чего же более? Вдобавок последнее время друзья совсем (или почти совсем) не напрягали его своими, не всегда понятными проблемами.
На «Валгалле», еще с момента ее постройки, у каждого были апартаменты, оборудованные и оформленные в расчете на то, что пароход на все обозримое время жизни может остаться единственным местом их обитания. Ну, там, закинет их неведомая сила в Мезозой, или вообще окажутся они в таких условиях, что на берег можно будет сходить только в составе хорошо подготовленных десантных партий или в скафандрах «высшей защиты».
Лариса, подруга Левашова и девушка с огромным набором комплексов, три сотни квадратных метров оформила в своем, не всегда понятном нормальному человеку, вкусе. А Олегу хватило всего лишь трехкаютного блока, состоящего из небольшого салона, один в один повторяющего его комнату в первом Форт Россе, на Валгалле-Таорэре, рабочего кабинета с терминалом Главного корабельного и нескольких автономных компьютеров (неизмеримо, в тысячи раз более мощных, чем он мог вообразить, начиная работу над установкой СПВ в восемьдесят третьем, когда у него в распоряжении был до ужаса примитивный «Атари» со всего-то 128 килобайтами оперативной памяти и винчестером (аж!) на 40 Мгб). Ну и еще мастерская, где действительно было все, что может взбрести в голову сумасшедшему Эдисону плюс Форду новых времен.
Так вот, Воронцов застал друга именно в мастерской. Верстаки, монтажные столы, инструменты и приборы, парочка пребывающих в ждущем режиме роботов-ассистентов, невообразимое нормальному человеку нагромождение, даже завалы предметов непредставимого назначения, среди которых, тем не менее, Дмитрий идентифицировал несколько знакомых. Например — оловянные стаканчики середины девятнадцатого века, которыми пользовались калифорнийские золотоискатели, квадратная бутылка виски, гейзерная кофеварка оригинальной конструкции.
Олег, несомненно, занимался сейчас какими-то теоретическими изысканиями. На экране одного компьютера рядами бежали цифры и странные символы, на другом — осуществлялись графические построения, которые неплохо знавшему математику (в пределах, необходимых для мореходной астрономии и расчета торпедных треугольников) Воронцову тоже ничего не говорили.