Он начал понимать, откуда дует ветер, и вопрос Анды теперь как бы отрезал путь к выяснению отношений. Но ее беспечная веселость удивляла Илмара. Не то чтобы она очень уж его задевала, но возникшие еще раньше сомнения усиливались: а вообще, есть ли у нее ко мне хоть какой-нибудь интерес? Если же нет, зачем что-то еще выяснять, вводить в курс опасных, ее не касающихся дел?
— Стало быть, ты знаешь? — спросил Илмар.
— Я разве не права? — рассмеялась она опять.
— Отчасти. Я действительно был на пляже и беседовал с одной молодой дамой. Тебе это разве не безразлично?
— Дорогой друг, разве тут еще могут быть сомнения?
— А если этот разговор был совсем не такой, как ты себе представляешь?..
— Я же тебе сказала, меня это не интересует.
— В таком случае, приношу извинения. Слишком много навоображал себе. Да, мне следовало понять это раньше. Тогда сегодня не надо было бы тебя затруднять и твоей славной тетушке не пришлось бы канителиться с посторонним человеком. — Он посмотрел на часы. — Через двадцать минут отходит поезд. Я еще успею.
— Илмар, тебе не кажется, что ты нас всех разочаровал? — теперь она уже не смеялась.
— Напротив: я думаю, это я в тебе разочаровался. Очевидно, у меня еще слишком мало опыта в таких делах. Я не знал, что девушки нынче целуются с мужчинами, которые им безразличны, рассуждают о свадьбе и принимают подарки от посторонних.
— Подарки эти ты можешь получить обратно. Я все уже запаковала.
Илмар в упор посмотрел на Анду, в надежде увидеть то, чего раньше никогда не видал: каким оно бывает, это красивое кукольное лицо с литографически синими глазами, если на нем вспыхнет огонь — гордость или гнев. Но там не было ничего, ни пламени, ни тления, лишь капризно скривившийся рот и чуть выше задран кончик носа. Потому он сказал:
— Подарки эти вернуть ты можешь, но я не могу вернуть твои поцелуи. И это самое печальное.
Он чувствовал себя разочарованным и спасенным. Немножко, конечно, злился тоже, но это он скрыл. Свою шляпу и трость Илмар нашел в передней, там сейчас никого не было. Тем самым у него отпала неприятная обязанность прощаться с гостями и объяснять причину своей поспешности. Когда он выходил наружу, в одной из комнат шевельнулась занавеска, но окно не отворилось, хотя за шпингалет уже взялась было тонкая белая рука, а в другой был сверток с подарками Илмара.
Если человек что-то забыл в чужом доме, он возвращается, говаривали в старину.
Если человек в чьем-то доме лишний, то ему невмоготу идти туда, — говорит гордец.
ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА
На следующий день Илмар пошел к Анне Вийуп и попросил сходить к фотографу получить заказанный портрет и оригинал. Сам идти он не хотел, чтобы не будить подозрений, поскольку сказал, что через два дня уходит в море.
Илмар рассказал Анне о проделанном за минувшие дни. Конечно, это было не мало, но какова ценность сделанного, судить об этом можно будет лишь впоследствии, когда прояснится роль Ирены. Только бы ее не спугнуть. Хитрость за хитрость — если со стороны Ирены была хитрость.
— Если она носит маску, то надо признать, она умеет ее носить мастерски, — сказал Илмар. — Но ничего, я ее сорву.
— Если только будет, что срывать, — задумчиво проговорила Анна. — Фотографии я принесу, но хотела бы, чтобы меня по этому делу больше не дергали. Слишком уж мрачная и жестокая это затея.
— А с Робертом разве они поступили не жестоко? — напомнил Илмар.
— Да, конечно. Но мне жалко эту девушку, тут я ничего не могу с собой поделать. Я желала бы, чтоб хоть она оказалась невиновной.
— Я понимаю, Анна, ты оцениваешь женщин судя по себе. Но не все такие, как ты! С бестиями нельзя обходиться, как с людьми. Но в одном ты можешь быть уверена: ошибки я не совершу, ничего не сделаю сгоряча и невинный от меня не пострадает. Это я тебе обещаю. И больше тебе в этом участия принимать не придется.
— На следующей неделе я уезжаю домой.
— Да, скоро начнется сенокос.
— Назад возвращаться не собираюсь. В деревне я смогу делать свое дело с тем же успехом, что в Риге. У нас в округе нет ни одной приличной швеи.
— О результатах тебя известить?
— Сама не знаю. Хотелось бы про все это забыть. Какой-то кошмарный сон. Ну почему жизнь не могла быть попроще? Роберт… разве не мог он жить спокойно, как другие? Чего он добился? Так же вот и ты — многого ли ты добьешься, осуществив свой замысел?