— Сама по себе задача не трудна и не сложна — те, кто станет ее решать, готовы ко всему. Они заранее считаются с тем, что кому-то придется пожертвовать даже своей жизнью. Вопрос лишь в том — сумеем ли мы зайти так далеко, что надо будет пойти на этот шаг.
Ирена посмотрела на него озадаченно.
— А разве… разве даже в таком деле возможна неудача?
О, как смело она смотрит в глаза! В излишней скромности вас не упрекнешь, уважаемая. И тем не менее — вы что-то собой представляете, вы не круглый нуль, вы сильная личность, опасная, как яд. На весах истории вы потянете намного больше, чем та, с которой я расстался только что.
Помолчав, Илмар ответил:
— Они что-то пронюхали. Уже вчера начали слежку, наш наблюдатель видел жандармов у мастерской, где должно было состояться собрание. Следующее собрание мы проведем в другом месте и с большими предосторожностями. Когда и где оно будет, известно только двоим.
— И вы, очевидно, один из них?
— Да. Но и мне дата и место встречи станут известны только за день до главного собрания. Там мы примем к себе несколько новых товарищей и решим насчет остальных дел.
— А если вас возьмут прямо там?
— Тогда большое собрание сорвется, но в одном смысле это будет даже неплохо. Мы заранее узнали бы об опасности, выявили бы предательство, и иностранные товарищи были бы спасены. За нас много не дают, мы мелкая рыбешка, а вот попадись им в лапы наши иностранцы… нет, это был бы окончательный крах. Тогда все наши планы рухнут.
Стол был накрыт еще до прихода Илмара, но и во время разговора Ирена не забывала об обязанностях гостеприимной хозяйки. Однако большая часть крепких напитков, которые с усердием вкушал Илмар, не достигала его пищеварительных органов, а кружным путем через рот возвращалась в кофейную чашку. Когда первая чашка была таким образом изрядно насыщена алкоголем, он неловко опрокинул ее.
— Извините меня, медведя неуклюжего… — сконфуженно оправдывался он, — вот и скатерть пропала.
— Ничего, со мной тоже такое случается, — поспешила его успокоить Ирена, но он еще долго сокрушался. Ему дали другую чашку кофе, и снова можно было изображать пьянчужку. Это был лишь прием в борьбе, ценный тем, что с его помощью человек мог выпить бутылку коньяку и не захмелеть. Но кое-какие права пьяного он при этом приобрел. Скажем, он мог запросто встать из-за стола и пройтись по комнате, подойти к окну и приоткрыть штору, тупо уставиться на улицу, но тем не менее заметить на противоположной стороне еле различимую фигуру, которая терпеливо поглядывала сюда, на эти окна и, наверное, чего-то ожидала, — все это стало Илмару теперь позволительно. Затем он устало растянулся на софе и, будто бы окончательно опьянев, закрыл глаза.
— Вы утомились, — улыбнулась Ирена. — Ничего, отдыхайте. Я принесу вам подушку.
Как бережно она его уложила, погладила лоб и ничуточки не сердилась за то, что он решил вздремнуть на ее софе. Прекрасная женщина. Вскоре он задышал спокойно и глубоко, стало быть, уснул. Ирена ушла в другую комнату и вполголоса с кем-то говорила по телефону. Странная речь, вроде бы жаргон или какой-то шифр. Илмар понимал лишь то, что она кого-то отзывала или предупреждала, наказывала не спешить и преждевременно не спугнуть зверя. А зверь уже почуял запах пороха, он спокойно лежит на софе и притворяется спящим, хоть ему совсем не до сна. Потом он начинает вроде бы бредить во сне. — Роберт… яхта «Стандарт»… о, как я люблю эту женщину, она мне поможет… — эти и другие слова тихо и невнятно срываются с его губ. Ирена слышит, присаживается на софу рядом с Илмаром, долго, долго смотрит на его коричневое от загара лицо и слушает его бормотание. Однажды по ее лицу проскальзывает гримаса боли, она выглядит взволнованной и несчастной, и пальцы ее слегка, как к чему-то запретному, прикасаются ко лбу Илмара — она поцеловала свои пальцы и приложила их к Илмарову лбу. Наверно, он спит не глубоким сном, потому что от этого ласкового прикосновения просыпается. Спросонок, в полузабытье льнет щекой к волосам Ирены и обнимает ее за плечи. Потом спохватывается, глупо улыбается, хочет просить прощения, но женщина улыбается ему такой солнечной и зовущей улыбкой, что в конце концов ему все становится ясно. И тогда он ее целует, еще и еще, и она страстно отвечает на каждый его поцелуй.
— Милая, как хорошо с тобой… — шепчет он. — Мне можно остаться?
— Еще нет… — ответно целует она.
— А когда же? — спрашивает он.
— Тогда… — колеблется она, как видно боится запросить много. — Тогда, когда ты сделаешь меня своей помощницей, когда среди вас, героев и безумцев, я стану своим человеком.