— Тина, постой! — вернула служанку Ирена. — Я тебе скажу раз и навсегда: оставь этого молодого человека в покое! Тебя он не касается! Так же, как сын дворника и другие посторонние мужчины!
— Но должна же я знать, чего они кушают, чего — нет. А ежели вы не хотите ничего говорить, откуда мне знать, что готовить на ужин. Ведь в таком деле и еда имеет значение.
— Ты, наверно, полагаешь, что я хочу его раскормить как на убой? — несмотря на злость, Ирена не удержалась от смеха.
— Я только вижу, что он вам очень по сердцу. А коли так, то все может статься. Да бог знает, каков он есть. Хоть на чай дал бы разок…
— Но я ведь плачу тебе жалованье, Тина. Если тебе не хватает, попроси прибавки, но, бога ради, оставь в покое моих гостей. Только посмей ему показать, что ждешь от него чаевых, у нас будет с тобой очень неприятный разговор.
— Господин Черепов, тот нет-нет да расщедрится на полтинничек. Вот потому и держу язык за зубами! А мало ли я тут всего навидалась, мало ли знаю? Вот ежели б я не умела держать язык за зубами… Как, к примеру, тот молодой человек, что раньше сюда приходил… потом его повесили. Разве ж я этого не понимаю? Еще как понимаю! Наверно что и этому будет не лучше. Я ведь все вижу, у меня на все своя сметка. Но я сижу тихонько и помалкиваю. Потому и не надо бы вам быть со мной такой гордой.
Это прозвучало почти как угроза. Скажи это Тина раньше, по какому-то другому случаю, Ирена ответила бы ей, в долгу не осталась бы. Теперь же она смолчала. Повернулась на другой бок, лицом к стенке, и зажала виски кулаками.
Тине стало неуютно. Наверно, сказанула лишнего и сделала барышне больно. Стало ее жаль и захотелось как-то загладить неловкость, но своим, хоть и простецким умом Тина понимала, что каждое лишнее слово сейчас может только навредить. Потому не сказала ничего и тихонько вышла из комнаты. Странно, какая муха сегодня барышню укусила? Они ведь всегда так хорошо ладили.
Позднее, прибирая в комнате хозяйки, Тина заметила, что диванная подушка влажная. От этого ей стало совсем не по себе, но помочь она уже ничем не могла. Зато она извлекла полезный урок — не надо распускать язык, если не уверен в своей правоте.
Вечером пришел Илмар. Ирена разрешила Тине навестить родителей, живших в Задвинье, и остаться там до утра. Молодые люди были в квартире вдвоем и могли говорить о своих чувствах и делах, будучи уверены, что ни одно непрошеное ухо их не подслушает.
Изумительный вечер. Ирена пылала, распаляла Илмара поцелуями, ластилась к нему, как котенок, мило интересовалась его делами, его повседневными заботами. Он старался быть искренним и отвечать Ирене той же нежностью, какую ее внезапно пробудившаяся женственность столь обильно излучала на него. Но он не давал уснуть своей бдительности, не доверялся очевидному, его инстинкт самосохранения неусыпно бодрствовал. Чем жарче разгоралась страсть в Ирене, тем меньше он пьянел от нее — он ведь не мог, не смел верить. И временами, когда он видел захлестывающий ее прилив любви, ему становилось трудно удержаться в образе влюбленного. Пришлось собрать всю силу воли, чтобы во внезапном приступе отвращения не оттолкнуть эту испорченную, сотканную из лжи и злоумыслия женщину. О, да! Она была хороша собой, и если бы ее восторгам можно было верить, то это стало бы таким событием, какого человеку всю жизнь не забыть.
Но Илмар не знал. Ирена тоже не знала. Оба они не подозревали, как нелепо то, что они делают. Это был обман самих себя и природы. Но природа мстит тем, кто ее обманывает.
— Мой милый сорви-голова… — шептала Ирена. — Они оставят тебя в покое? Тебе ничто не грозит, ты не нуждаешься в безопасном убежище? Я мало чем могу тебе помочь, но если бы это понадобилось — о, поверь хоть капельку в мою добрую волю!
— Но я же верю, — лгал он и целовал ее, чтобы придать правдивость своим словам. — Мне хорошо, ничто пока не угрожает, и моя девочка может быть абсолютно спокойна. Как бы ни были они сильны и хитры, я все-таки обведу их вокруг пальца. Я в этом уверен.
Она готова была разрыдаться над этой наивной похвальбой, но надо было улыбаться, верить и разделять его надежды. Наконец она заговорила:
— А тебе известен подполковник Черепов?
— Кто он такой?
— Жандармский офицер.
— Мои друзья, возможно, знают о нем. Я так долго был далеко отсюда.
— Стало быть, ты не знаешь? Я сегодня утром… была в гостях у одной подруги. Туда пришел этот Черепов еще с одним офицером — подруга с ними знакома. Они напились и стали хвастаться, чтобы понравиться нам. Черепов сказал, что он раскрыл большой заговор. Как ты считаешь, это могло иметь отношение к тебе?