Вот почему слова Черепова на последней встрече с Иреной: «А теперь театр военных действий на неделю в твоем распоряжении. Мы ничего не видим, ничего не знаем…» и так далее, были сказаны для отвода глаз. Ирена предупреждала, чтобы не спугнули зверя, то есть Крисона, поскольку он якобы чрезвычайно осторожен. Хорошо, мы его не будем пугать, а подойдем скрытно, с подветренной стороны, чтобы, когда Ирене потребуется помощь, быть поблизости. И лучше всего ей самой об этом не знать.
Это была одна из причин, побудивших Черепова включиться в игру. Другая была особого свойства, и именно по этой, другой причине Черепов хотел скрыть от Ирены свое участие. Если первую продиктовал его разум, то вторая возникла в таких темных и таинственных глубинах, которые никак не сочетались с его умом — он и сам признавал их за наибольшую помеху свободной, целеустремленной деятельности. Чтобы понять, какую тяжелую борьбу Черепов вел и с какой горечью он, хитрый и прозорливый, поддавался самоочевидной глупости, следует сделать краткий обзор его взаимоотношений с Иреной и с женщинами вообще.
Черепов не был женат. Ирену он нашел в ночном кабаре и предложил работать на него только потому, что она показалась ему достаточно испорченной, — для услуг, где добродетели могли послужить лишь препятствием, подходил человек с сомнительной моралью, однако внешне он должен был выглядеть безукоризненно. Ирена была именно таким человеком — умела себя вести, была вежлива и прекрасно имитировала светскую даму. Чтобы сохранить непреклонность своих решений, где они касались деятельности Ирены, Черепов уклонился от чреватых опасностями интимных отношений с нею. Он был уверен в том, что мог сделать Ирену своей любовницей, но умышленно не шел на это. Нельзя было поручиться, что такие отношения не повлияли бы на него, не разбудили ненужную чувствительность. Теперь же он мог со спокойной душой выслушивать донесения Ирены и наблюдать, как складывались ее отношения с другими мужчинами — преследуемыми. А будь все иначе, его, наверно, мучила бы ревность и он мог бы помешать близости Ирены с теми, другими слишком рано, когда эта близость еще нужна была для дела. По соображениям рассудка Черепов оставался к Ирене безразличным и, возможно, так было бы всегда, не страдай он странной эротической манией. В ней был и его козырь и проклятье, когда как.
Дело в том, что Черепов испытывал отвращение к женщинам чистым, невинным, в то время как те, о чьих похождениях чирикали все воробьи на улице, влекли его словно магнит. С его связями и знакомствами он был принят в высшем обществе, вращался среди богатых и солидных людей и мог сделать хорошую партию. Но болезненная особенность его чувств начисто лишала его возможности жениться. Пока девушка была чиста, он был равнодушен к ней — она для него как бы не существовала; но стоило ситуации измениться — у женщины появлялся любовник или она выходила замуж, — нечто необъяснимое пробуждало в Черепове интерес к этой особе, и он загорался страстью. Это случалось много раз, и то же самое происходило с ним теперь по отношению к Ирене.
Пока Ирена была для него посторонним человеком и никаких отчетливых представлений по части ее морали у него не было, она оставалась для него только надежной, полезной сотрудницей. Ее приключение с Робертом Вийупом, о сути которого он ничего определенного не знал, уже начало его волновать. Отношения Ирены с Илмаром Крисоном это волнение усилили, и теперь Черепова мучило патологическое беспокойство. Он распалялся все сильней, и в присутствии Ирены его мысль работала уже не так четко, как раньше. Единственно, сознание того, что на данном этапе дать волю своим чувствам — значит поставить под угрозу исход крупной ставки, помогало ему держать себя в руках, но эта сдержанность была только внешней, потаенные чувства душили Черепова, он стал нетерпеливым, любопытным, даже немного ревнивым и желал, чтобы это дело с Крисоном поскорей закончилось.
Впервые под воздействием этих же чувств в нем проснулась подозрительность в отношении Ирены. Он знал, что для этого нет оснований, что Ирена говорит правду и будет делать то, что нужно им обоим, и тем не менее был не в силах заглушить свои сомнения. Но в таком состоянии сомнительным выглядит все, в каждом слове слышится иное, скрытое значение, в каждом шаге мнится коварство. Почему Ирена не хочет, чтобы ей помогали, почему хочет действовать в одиночку? И чего ради, лишь недавно приехав из заграницы, она снова вострит лыжи? В ее донесениях недостает прежней четкости, она как бы чего-то не договаривает, говорит обиняками и более мелкие факты даже не упоминает, а мелочи подчас бывают важней всего. Настал крайний срок присоединиться к делу и мастеру, пока ученик не испортил дорогую вещь.