Лицо его побледнело, даже приобрело зеленоватый оттенок; тяжелое, дурное опьянение и усталость наваливались как тьма — еще мгновение и вот он уже ничего не понимал, не сознавал и, мучимый припадком, начал метаться по дивану. И в момент перехода от бодрствования в противоестественное забытье всплыл груз тайных мыслей, и с души человека спала маска.
Слова, поначалу бредовые и бессвязные, затем становившиеся все более отчетливыми и упорядоченными в логические предложения, ужасающим, неудержимым потоком хлынули с его уст, словно торопясь обогнать друг друга, словно не в силах дождаться, когда их произнесут вслух.
Увидав, что Илмару становится худо, Ирена помчалась на кухню за водой. Но он был уже невменяем и опрокинул стакан. Вода пролилась ему на грудь, но он и этого не почувствовал. Тогда Ирена вспомнила, что у нее дома есть нашатырный спирт. Она уже хотела пойти за ним, но тут заметила вощеную бумажку из-под порошка, что дала Илмару. Она лежала там, куда ее бросила Ирена. Внезапный импульс заставил ее остановиться и взять бумажку, словно та могла выручить и подсказать, чем помочь Илмару.
Ирена взяла пакетик и, держа его перед лампой, прочла полустертую карандашную надпись. От неожиданности у нее даже вырвался стон, но вместе с тем она почувствовала облегчение: действительно, произошла ошибка и единственно по причине ее, Ирены, невнимательности, но она была не так уж опасна и непоправима, как вообразила Ирена.
Предмет вожделения наркоманов, сильное опьяняющее средство, столь ценимое любителями острых ощущений! Черепов, который сам наркоманом не был (если не считать курение табака), интересовался некоторыми наркотическими веществами и из любопытства пробовал и кокаин, и морфий, и гашиш, и эфир. Он знал особенности воздействия каждого из ядов и знал, как облегчить реакцию пострадавшего от них. Он рассказывал об этом и Ирене в тот раз, когда дал этот порошок, но она не собиралась им воспользоваться и потому не запомнила совет Черепова насчет противоядия. Порошок она убрала в свою аптечку и вскоре позабыла о нем. Как могло случиться, что сегодня она так оплошала, перепутав его с обыкновенными порошками от головной боли? Упаковка была одинаковая, и впопыхах Ирена не прочитала надпись, но главная причина ошибки была, очевидно, в том, что настоящие порошки кончились, — да, конечно, она же вчера вечером велела Тине сходить в аптеку за новыми.
Если верить рассказам Черепова, то сейчас Илмара ожидал тяжелый психический припадок. Какая неприятность — доставить ему такие страдания! В одном лишь повезло — в квартире, кроме них, больше нет ни души; этот наркотик обладал свойством вызывать у человека особый вид болезненного бреда, в котором тот мог выбалтывать свои сокровеннейшие мысли. Трудно сказать, что определяло содержание этого бреда: то ли ассоциативная связь мыслей, то ли злополучное стечение случайностей, но чаще всего больной навязчиво бредил на какую-то одну тему, исчерпывая ее до конца и не касаясь иных. Если бы Илмар начал говорить про Анду или про свою семью или же о своих моряцких похождениях, то его тайные мысли в отношении Ирены, скорей всего, не были бы высказаны и не возникло бы того несусветного осложнения в жизни обоих, которое неизбежно должно было возникнуть после таких признаний. Но перед началом припадка он находился целиком во власти этой идеи, и, когда впадал в беспамятство, Ирена была последним отчетливо сознаваемым образом, на котором были сосредоточены мысли Илмара. По этой, а возможно, по какой-то иной причине, он в первых же бессвязно-бредовых словах упомянул Ирену.
Убедившись в состоянии Илмара, Ирена хотела уйти в другую комнату, чтобы не быть очевидицей унизительного положения человека (с чем неизбежно связана всякая неограниченная и не сдерживаемая стыдом откровенность, — в своей сущности все мы гораздо хуже и неприглядней, чем стараемся проявить себя во взаимоотношениях с другими людьми), — ей казалось, останься она и услышь то, что не предназначено для ее ушей, она совершит мошенничество, воровство, гнусный поступок. Хотя ее занятие было непосредственно связано именно с таким моральным воровством, сбором секретных сведений, она не допускала мысли о том, чтобы воспользоваться для этого состоянием Илмара. Он был исключением, она любила его, и в ее глазах он должен оставаться таким, каким себя ей представил.
Да, Ирена в самом деле хотела уйти и обязательно так бы и поступила, не начни Илмар бормотать про нее именно в ту минуту. Тон и содержание первых же слов настолько огорошили ее, что она застыла в оцепенении посреди комнаты и уже не вопреки желанию, а из мучительно тревожного любопытства прослушала бред Илмара до конца.