Жаль тебя, паренек. Просто жаль — и все. Без всяких высоких соображений о справедливости и милосердии. Ну и что такого? Жалость — это нормально. Естественное женское качество. Так почему я не могу быть самой собой? Даже если я знаю, куда ведет дорога, вымощенная добрыми намерениями. Знаю. Но если не буду вот так брать за шкирку и вытаскивать, спасать, лечить и помогать — перестану быть Верой Лученко. А кем-то другим становиться не собираюсь. От этих мыслей она почувствовала облегчение и даже прилив сил. Стало понятно: придется «показать фокус», достать кролика из шляпы психотерапевта, чтобы добиться доверия.
— Послушайте… Вы согласны, что я вижу вас впервые и ничего не могу знать о вашем прошлом? Так вот… Без всякого гипноза могу рассказать самое простое. В детстве вы обогнали по росту всех сверстников. Конечно, вас дразнили, задирали, смотрели с насмешкой. Вы проклинали свой рост. В школе стало чуть проще — вы уже умели дать сдачи. В секцию бокса записались. Но чем лучше с вами вели себя люди, тем хуже вы себя чувствовали. У вас начинался ступор, когда вы сталкивались с нормальным, человеческим отношением. Вы не могли на людях расслабить мышцы, они как каменные держали вас в себе, замуровывали. Вы боялись обнаружить, что на вас смотрят, боялись сказать не то и не так. И решили, что не умеете общаться… Не могли заставить себя в ответ на улыбку улыбнуться, в ответ на шутку — пошутить. Только мрачнели и старались держаться подальше…
— Как вы… Откуда вы знаете? — Валерий даже заикаться перестал.
— Господи, да говорю же, это самое простое, элементарное. У меня каждый третий-четвертый пациент такой, как вы. И тоже думает, что его проблемы уникальны, неповторимы… Продолжаю дальше — о том, что не лежит на поверхности. В армии вы нахлебались дедовщины. Узнали, какими подонками могут быть братья по разуму. Мучительно самоутверждались. Возможно, там вам и сломали нос… В милиции, где вы служили после армии, быстро поняли, что и тут есть свои неписаные малоприятные законы. Вы разочаровались в идее наказывать подонков и пошли в охранники. Тяжелая работа. Каждый день задействован максимальный объем внимания. Ежесекундная готовность стрелять. Преувеличенная реакция на опасность. Стоишь с утра до вечера — и потихоньку звереешь, становясь волком, а не человеком. Так и хочется кого-нибудь разодрать в клочья… Это постоянный психологический внутренний фон охранника, чтоб вы знали. Зарплата не слишком большая, конкуренция. Вы были на шаг от того, чтобы сделаться киллером. Тем более стреляете метко. Наверняка отлично стреляете…
Яремчук с изумлением уставился на синеглазую докторшу. Маска высокомерия слетела с его скуластого лица, серые щеки порозовели.
— И вы стали бы киллером, наверное. Удержал случай. Что же это могло быть? Я имею в виду не знакомство с Бегуном — это второй фактор. А первый… М-м… Наверное, было так: вы с группой охранников однажды «слетели с катушек», избили молодых людей в каком-нибудь ночном клубе или подобном пафосном заведении. Они у вас не прошли фейс-контроль, сердились, задирались. Слово за слово, завязалась драка. Может, и вы охотно превратились в зверя… Заламывали руки, били, не слушая мольбы о пощаде. Однако потом наступил откат. И, несмотря на то что в милиции вам всем по знакомству помогли избежать ответственности, вы с содроганием вспоминали эту сцену. Больше не могли там работать. Не захотели быть волком… Так как? Теперь будете доверять специалисту?
— Ну, знаете, — он улыбнулся, тряхнул головой. — Никогда бы не поверил, что можно про человека вот так все, досконально… Если бы сам не услышал… Но это же п-по-трясающе! — Валерий обхватил длинными руками свои колени и в этой позе стал похож на ребенка в цирке. — Чудо какое-то! Так т-точно, просто… Расскажите, как это делается?!
Вера улыбнулась в ответ и мягко сказала:
— А вы заметили, что почти не заикаетесь? Все потому, что почувствовали себя свободно. Забыли на минуту о своей зависимости от оценок, об этой внутренней ущербности, придуманной, но очень сильной… А теперь все-таки сядьте расслабленно, посмотрите мне в глаза.
Она посмотрела на него властно, стараясь пробудить рефлекс подчинения. Опытный специалист знает, что с помощью повелительного пристального взгляда легче гипнотизируются люди, привыкшие быть ведомыми, по роду службы приученные подчиняться старшим по званию. Начальственно-уверенный, мощный приказ словом и жестом резко повышает у них и без того сильную внушаемость.
Сперва тщательная словесная формулировка. Несколько умелых коротких слов, точных интонаций — и можно убедить абсолютно во всем.
— Вы меня отлично слышите. Продолжаете глубоко спать. Между нами полное понимание. Верите мне. Вам хорошо, приятно. Можно открыть глаза, можно шевелить ногами и руками. Можно вспоминать. Вы можете все, только продолжаете спать.
Она привычно присоединилась к потоку жизни сидящего напротив — подражая движениям, мимике, ритму его дыхания и угадываемому сердечному ритму… Как обычно, несколько мгновений ожидания — должно получиться; беспричинная, праздничная уверенность в результате — и наконец возникает особое ощущение резонанса. Как всегда, все дальнейшее похоже на скольжение сверху вниз по ледяной горке: радость полета, тебя несет, но ты управляешь движением…
Зрачки расширены, лицо порозовело. Пошевелил руками, уселся поудобнее. Послушен каждому слову, каждой мысли. Постепенно, снимая слой за слоем, как шелуху с луковицы, Лученко повела его по дороге воспоминаний. Да, это оно — такое же, как у большинства. В нем и через него заикается внутренний ребенок, «я маленький», чрезмерно зависимый от старших и их оценок, слабый и неуверенный, тревожно-зависимый маленький мальчик. Не вся личность человеческая, но подсознательная жизненная роль, маленькая встроенная программа. Она включается и начинает управлять, когда собеседник воспринимается как старший. Как значительный в его жизни взрослый. А такими кажутся многие. И незнакомые…
Не спеша, стараясь не выбиться из ритма спокойного дыхания, Вера негромко говорила:
— Сейчас вам хорошо, вы спокойны. Вы чувствуете себя уверенно и свободно. Хотите говорить уверенно и свободно. Вы всегда будете говорить уверенно и свободно, радостно и с удовольствием. Слова льются без малейшей запинки. В общении вы сильны, для вас все возможно. Вы взрослее, сильнее любого — в каждом есть маленький и слабый ребенок. А в вас уже вырос уверенный ответственный взрослый. Вы развиваете его и растите ежедневно, с чувством собственного достоинства… Теперь дышите ровно, мысленно считаете вместе со мной, на счет «три» просыпаетесь бодрым… Один… Два… Три.
Яремчук открыл глаза. Огляделся.
— Послушайте, это просто чудо… Я ведь все слышал, все видел и чувствовал!.. — Он встал, огляделся, замер, прислушался к чему-то. — Фантастика! Я не заикаюсь. — Он улыбнулся Вере совсем другой, открытой улыбкой. — Спасибо, доктор! Огромное спасибо!
— Ерунда, — отмахнулась Лученко. — Это было просто. Есть вещи посложнее. Я еще покажу вам парочку дыхательных упражнений на расслабление. Вам обязательно нужно убирать зажимы. А то ведь вы чуть что — сразу замыкаетесь, как в раковине: хмуритесь, сжимаете челюсти, играете желваками, стискиваете кулаки, сутулитесь.
Валерий посмотрел на свои руки, выпрямил согнутую спину и рассмеялся с облегчением.
— И то правда! А что, я заикался из-за этого?
— В основном да. Есть ведь еще внутренние зажимы, которых вы не видите, но они сопровождают внешние: диафрагма, мышцы брюшины, кишечник… Тело подчиняется вашей подозрительности. Понимаю, работа такая, но вы не участник военных действий. Не стоит тратить жизнь на самооборону. Работа работой, но и остальное тоже достойно внимания… Все. Заикаться вы больше не будете. Теперь, пожалуйста, к делу.