— Сашка!!!
И прогремевшая слева очередь трофейного МП-40 срезала врага…
Со всех ног бегу к офицеру, иррационально надеясь, что противник всего лишь ранен. И он действительно ранен — смертельно. Кровь густо течет сразу сквозь четыре дырки в животе и раскрытого рта, жадно хватающего воздух.
— Дурак! Мог бы жить!
Немец с видимым трудом ответил, делая короткие паузы между словами:
— В плену… У большевиков… Не выжить…
— Идиот… Это ложь! В отличие от вас, выродков, мы над пленными не издеваемся!
— Не смей меня обманывать, большевик… Скоро ты умрешь… Вы все здесь умрете…
— Даже не надейся, урод! Раздолбали мы вас! И Берлин в 45-ом взяли!
Но обер-лейтенант — если это действительно его звание — меня уже не слышит. Глаза его неподвижно замерли, глядя в небо, а дыхание прервалось. Сплюнув от досады, я двинулся к замершему у убитого товарища раненому бойцу:
— Знаешь по-немецки?
Разведчик коротко, но очень злобно посмотрел на меня, процедив сквозь сжатые зубы:
— Нет!
После чего развернулся к павшему и тихо запричитал:
— Сашка… Братик… Как же так… Как же так… Из-за немчуры проклятой…
Брат значит, не товарищ. М-да… Жаль погибшего парня. Но если бы не этот поиск, они бы здесь все в землю легли. А так еще есть шанс…
— Ну что, Самсонов, привел «языка» в штаб?
Под насмешливым взглядом капитана-особиста я, однако, не теряюсь и невозмутимо отвечаю:
— Нет. Но всю необходимую информацию я у немца получил.
Начальник отдела аж замер и с явным подозрением спросил?
— Это ж какую такую информацию он сообщил?
Развернувшись лицом к непосредственному командиру, я поймал взглядом его глаза, а после неторопливо, веско заговорил:
— Артиллерийская подготовка немцев начнётся в 4 часа 15 минут утра 8 мая. По нашим позициям. Бить будут всей гаубичной артиллерией 28-й легкопехотной дивизии, также удар нанесут восемь батарей реактивных систем залпового огня. В районе 5 утра начнется высадка морского десанта в нашем тылу. Также немец сказал, что одной только 28-й дивизии переданы около 40 трофейный французских танков и штурмовых орудий, в частности новых, с очень мощными противотанковыми пушками. А за ними развернулась 22 танковая дивизия, в ней больше двухсот танков. Причем более четверти — поступившие из Германии новые машины с удлиненными орудиями и усиленной броней. Напоследок немец сказал, что скоро мы все здесь умрем…
Ну, последнее — чистая правда. А вот обо всем остальном я узнал еще до запуска второго в моей жизни «погружения». И хотя особист несколько поплыл после моего «убедительного» взгляда, спросил он все же с недоверием:
— Что, и вот он тебе все успел рассказать?
Я как можно более равнодушно пожал плечами:
— А чему тут удивляться? Он был ранен, плюс болевой шок, очень хотел жить — молодой еще. Я пообещал, что окажу ему всю необходимую медицинскую помощь, но мне нужна информация — когда, где, какими силами… Он по началу поверил, говорил заискивающе, быстро, а когда стало хуже и понял, что умирает, добавил про новые танки, про самоходки с мощными пушками.
— Так может это все бред умирающего?!
— Бред, не бред, товарищ капитан, а проволоку ночью сегодня резали, и не в одном месте.
Особист вновь настороженно насупился — и вновь попал в ловушку моего взгляда, успев все же подозрительно произнести:
— А откуда тебе было знать, что к проволоке немцы полезут?
— Так я же говорил, чуйка у меня. Хотели в поиск пойти к фрицам, а тут вдруг понял я, что надобно обождать.
Однако видя колебания начальника, я добавил после секундной паузы:
— Но, по совести сказать, очко заиграло. Прям очень страшно стало к немцам лезть, решил обождать да подумать, как лучше поступить. А оно вон как вышло — сами к нам полезли.
Мое признание в собственном страхе подействовало на главу особого отдела успокаивающе. Встав, он протянул мне листок чистой бумаги:
— Пиши рапорт, как все было, и главное — сведения немца. Передам комдиву.
Я согласно кивнул, потянувшись к чернильнице, но потом замер и твердо произнес вслух:
— В ночь с 7-го на 8-е дивизию нужно отвести от противотанкового рва.
Капитан только качнул головой и даже улыбнулся уголком рта — словно хорошей шутке. Тогда я повторил:
— Дивизию нужно отвести назад. Или немцы нас с утра артналетом так подавят, что уже нечем и некому отвечать будет, когда фашисты танки бросят в бой.