— Что еще подсказывает ваша логика, товарищ лейтенант?
Я пожал плечами:
— В армейском подчинении находится 25-й гвардейский минометный полк. Если удар «Катюш» по переднему краю вражеских позиций, насыщенных перед наступлением живой силой, упредит вражеский артналет, то это очень здорово охладит пыл немцев. А вот гаубичную артиллерию дивизии я бы рекомендовал попридержать до момента введения в бой вражеской бронетехники. Если немец не соврал — а он не соврал — то у врага появились как новые танки, так и самоходки, и нам важнее всего выбить их в первую очередь. Ну, а кроме того, в распоряжение начальника армии находится два отдельных танковых батальона. Комдив не сильно рискнет, если попросит хотя бы меньший из них перебросить к нашим позициям — пусть танки легкие, но если зарыть их в землю позади пехотных траншей, то это бы здорово подняло общую обороноспособность. Удачнее всего разместить их на стыке с 276-й дивизией, чтобы отвод людей на запасную позицию не создал бреши в обороне… А отправить хотя бы и мой взвод на берег моря, к месту возможной высадки десанта, вы можете собственной волей, товарищ капитан. Не появится враг — так вернемся, один взвод погоды не сыграет. Но вот если противнику удастся осуществить успешную высадку в нашем тылу и пройдет слух, что немцы уже сзади — то этого будет достаточно, чтобы лишить бойцов мужества…
8 мая 1942 года. Декретное время: 7 часов 22 минут. Скаты горы Ас-Чалуле.
Капитана я убедил. Утром 3-го числа он передал все изложенные мной предложения комдиву Виноградову. Конечно, была велика вероятность того, что полковник просто пошлет особиста с попыткой влезть в его дела, но в нашу пользу сложилось сразу несколько важных обстоятельств. Во-первых, сам факт резки проволоки напротив позиций дивизии, что на деле весьма обеспокоило командование. Во-вторых, что генерал-лейтенант Черняк Степан Иванович УЖЕ отдавал приказ возводить тыловой рубеж, и что всем адекватным военным было в принципе понятно, что вторая линия обороны действительно нужна. Козлову, видать, в свое время шлея под хвост попала — по имени Мехлис Лев Захарович… В-третьих, свидетелем разговора капитана НКВД и армейского полковника стал представитель генерального штаба в 44-й армии майор Житник, прибывший в расположение дивизии утром, узнать подробности о резке проволоки и ночном бое нашей разведгруппы. Он, кстати, после и со мной потолковал, и ему я сказал все тоже самое, что и особисту, преданно при этом смотря в глаза… Короче, майор оказался мужиком далеко неглупым и осознающим опасность полноценного удара 11-й армии вермахта в полосе обороны 63-й гсд. Потому поддержал практически все мои предложения, переданные через начальника особого отдела.
И вот, 25-й гв. мп провел артподготовку, дивизию ночью отвели на тыловой рубеж, я встретил и разбил вражеский десант… История уже совершенно точно пошла по другому пути. Но хватит ли моих усилий, чтобы и вовсе переписать поражение Крымского фронта?
Глава 4
8 мая 1942 года. Декретное время: 9 часов 11 минут. Запасная позиция 63-й горнострелковой дивизии.
…- Воздух!!!
— Ложись!!!
С криком падаю, залегают и бойцы взвода. Гадство блин, «лаптежники» — так наши называют пикирующий немецкий бомбардировщик «Юнкерс Ю-87», еще в обиходе есть прозвище «штука» — начинают утюжить позиции дивизии до того, как мы успели добраться до окопов. Точнее, вырытых в спешке стрелковых ячеек, где соединенных, где нет узкими ходами сообщений.
Невозможно передать словами, что испытывает человек, находящийся в непосредственной близости к месту бомбежки в момент пикирования «лаптежников». Один рев их сирен выворачивает душу наизнанку — хочется просто вскочить и бежать, бежать как можно дальше от падающих, как кажется, прямо на тебя «штук»… Но нельзя — бегущего на ровной местности наверняка снесет взрывная волна или срежут осколки. Ну, или летчики «доблестного» люфтваффе на выходе из пикирования простегнут хорошо видимую цель пулеметной очередью. Если нет окопа, дающего относительную защиту от фугасного действия бомб и их осколков, то самое лучшее — это просто лежать и не дергаться, собрав в кулак все свое мужество. Правда, когда сверху падает четверть тонны взрывчатки и ложится хотя бы рядом с траншеями, они просто обваливаются, нередко заживо хороня бойцов в земле… Но даже для того, чтобы просто лежать, требуется ломать свои страхи, диким усилием воли подавляя животный инстинкт бегства — бегства от смертельной опасности. А и как иначе, если от взрывов авиабомб даже на удалении земля вздрагивает так, что тело подбрасывает в воздух, а уши закладывает?!