— Слушай, Федь, а у вас еще снаряды оставались, не знаешь?
Парень страдальчески посмотрел на меня — как видно, возвращаться в танк он не хочет ни под каким предлогом, но внутренняя честность добросовестного крестьянского парня (выводы я сделал по его простому, добродушному лицу и крепких мозолях на руках) не позволила соврать:
— Я слышал слова командира — бронебойные все. Но мы брали еще осколочно-фугасные, на стрельбах не все отстреляли.
Прямо, доверительно посмотрев механу в глаза, я начал буквально на пальцах объяснять, что необходимо сделать:
— Федь, наши там гибнут — моя рота накрылась целиком, сейчас и рабочим достанется по первое число. Мы должны хоть как-то им помочь… Я стрелял из пушек, примерно знаю принципы наводки и зарядки. Если поможешь довернуть башню, мне большего и не надо… За экипаж твой отомстим! Ну же, ты ведь смелый парень, был бы трус — нас бы не прикрывал!
Я, конечно, могу и приказать, как старший по званию — но чувствую себя обязанным фактически спасшему нас танкисту. Да и потом, если это будет его собственное решение, механ наверняка станет лучше воевать. Однако после недолгого молчания он огорошил меня своим ответом:
— Так поворотный механизм башни — он слева от орудия. Наводчик всегда и доворачивал… Тем более у нас он ручной — нету электропривода.
Слышь, помощник, а ты чего молчал-то?
Уважаемый игрок, вы и не спрашивали.
Круто блин…
— Ладно, Федь. Тогда будь здесь, если что, прикроешь из ДТ.
Парень облегченно кивнул, после чего заметил:
— Товарищ старший лейтенант, я ведь курсовой пулемет снял, а там еще спаренный в башне остался. Дисков всего нечего было, у меня вот только два. Может тогда бросите мне оставшиеся?
Залезая в нутро тридцатьчетверки, в один миг превратившейся из боевой машины в братскую могилу, я едва сумел вымолвить:
— Посмотрим…
В ноздри практически сразу ударил тяжелый, удушливый запах сгоревшего тола, крови, распотрошенных внутренностей. Бойня, твою дивизию, настоящая, гребанная бойня… Пробираться наверх расхотелось, как только я увидел рядом с креслом механика-водителя оторванную кисть. А когда разглядел на кресле наводчика танкиста, практически порванного в районе живота, и чьи сизые кишки толстыми колбасками вывалились вниз на полметра, меня и вовсе обильно так, жестко вырывало. А когда я поднял взгляд — и еще раз.
Невероятным усилием воли, буквально зарычав от ярости и брезгливости, я пополз наверх, столкнув с сиденья тело убитого командира. Тот словно мешок, завалился набок, освободив испачканную кровью и нечистотами седушку… Тут же я разглядел и заряжающего, в груди которого зияет страшная дыра — сквозь нее виден пол… Но после картины воистину жуткой смерти командира танка, тело неизвестного мне младшего сержанта, показалось уже не таким и обезображенным. При этом мысленно я поблагодарил всех Святых, что четвертого члена экипажа в танке просто не оказалось — видать не радийная это тридцатьчетверка, а может, просто не было его сегодня на учениях, стрелка-радиста…
Глубоко выдохнув, вздохнув и снова выдохнув, я потянулся к казеннику орудия. Слава Богу, он оказался пустым — бери снаряд, да досылай, вот и весь сказ. Кстати, один осколочный я разглядел у тела мертвого заряжающего, еще три — в практически пустой боеукладке в задней части башни. Не густо… Но салют по погибшим танкистам дать хватит!
Дослав снаряд в казенник, я вновь глубоко выдохнул, преодолевая брезгливость, и сел в темную, кровавую жижу, растекшуюся по сидению. Положив правую руку на маховик вертикальной наводки, очень аккуратно, медленно навел орудие по высоте стоящих впереди фрицевских панцеров, затем взялся левой за маховик ручного привода поворота башни. Я принялся крутить его, еще медленнее, молясь, чтобы фрицы не заметили движения башни давно замолчавшего танка…
Наводи на борт ближнего. У него толщина брони сбоку тридцать миллиметров, как у «штуги». А на испытаниях, организованных на советских полигонах, осколочно-фугасный снаряд калибра 76 миллиметров, выпущенный из орудия Ф-34, проломил броневые листы именно этой же толщины. Осколки и куски брони гарантированно уничтожили бы экипаж… Так что наводи.
— Ну, коли не шутишь, попробуем…
Действительно, вражеские машины, расстреливая сейчас Т-34 заводских рабочих, развернулись к ним более толстой лобовой броней — и подставили мне борт. Правда, я уверен, что после первого же выстрела — особенно если удачного выстрела — немцы развернуться лбами ко мне… Но что мешает мне сделать этот выстрел по ненавистным «тройкам»?!