Но поспать мне удалось всего два с половиной часа — нашел посыльный, направивший меня к хмурому, изможденному комполка. Ему уже успели оборудовать добротную, просторную землянку, но судя по красным глазам майора, спать он не ложился. Да уж и куда там… При виде меня на губах Митрофана Григорьевича появилась отдаленная тень улыбки:
— Проходи Роман, жду тебя давно. Чаю хочешь?
Чая я хочу, а то из пересохшего горла и слова вымолвить не получается, так что я лишь согласно кивнул.
Майор распорядился, зашустрил сержант связист, выполняющий роль денщика — и вскоре я обжигаясь, принялся осторожно, маленькими глотками пить из алюминиевой кружки щедро заваренный, мелколистовой грузинский чай.
— Рома, знаю, досталось вам туго. И Мороза жалко, боевитый был командир… Но сейчас самим бы уцелеть, тормозя фрицев. Как думаешь, остановим?!
Тон последнего вопроса перестал быть добродушным — нет, теперь он стал требовательным, отрывистым, жестким. Я неуверенно пожал плечами:
— Река преградит немцам путь, по крайней мере, бронетехнике. Она ведь вроде неширокая, но илистая — германские панцеры сходу не перемехнут, да и брод будут искать какое-то время. Если только кто из местных не подскажет.
При последних словах губы майора вытянулись в тонкую, жесткую линию, но комполка промолчал, продолжая меня слушать.
— Если сосредоточить зенитную артиллерию и наши противотанковые пушки в местах наиболее вероятных бродов, да из танкистов сформировать мобильную группу, способную оперативно подскочить к точке прорыва…
Грущенко отрицательно мотнул головой:
— Забудь про танки. Оба учебных батальона сейчас дополняют машинами, но они уже получили свои участки обороны. На нашем тридцатьчетверок не будет.
— А зениток?
Комполка неопределенно пожал плечами:
— Я попробую договорить хотя бы за пару батарей, но если одну разместят, то уже хорошо будет. Зенитчики только в 1077-м полку потеряли вчера целый дивизион, да и соседям из 1078-го пришлось несладко…
— Тогда мне нечего ответить, товарищ майор. Я атак таким массовым количеством вражеской бронетехники в жизни не видел, хотя повидал всякое. Когда немцы Парпачские позиции прорывали, там тоже жарко было. Но они вначале пехоту вперед пустили при поддержке штурмовых орудий и отдельной роты французских трофейных танков, а тут только на нашем участке как минимум танковый батальон дрался. В дивизии их всего три будет, но если немцы найдут место удобной переправы и бросят в бой оставшиеся машины, они нас просто раздавят. Буквально. Без сильного огня артиллерии не удержимся точно, да и про мобильную танковую группу, которую можно оперативно перебросить к точке прорыва, я все-таки рекомендую поговорить. Такая «пожарная команда» будет очень кстати.
Майор согласно покивал головой, но в тоже время как-то отстраненно — а после ткнул пальцем в расстеленную на грубо сбитом столе карту и начал нарезать мне боевые задачи:
— Никто не даст нам отсидеться за рекой. Получили приказ выдвигаться вперед. Вот смотри — высота 97,7, она располагается в район аэродрома ОСОАВИХИМа, высоту необходимо занять, пока там нет фрицев и удержать. У тебя осталось человек тридцать? Наскребем еще шестьдесят, тебя поставим командиром сводной роты. Задача — держать оборону. Вопросы?
Я как-то глуповато ответил:
— А как же речка?!
Грущенко невесело усмехнулся:
— А это будет резервный рубеж обороны. Но ты сам должен понимать — займут немцы господствующие впереди нас высоты, разместят на них тяжелую артиллерию, и позиции полка, да и не только полка, сравняют с землей. Никакая речка не поможет.
Нервно сглотнув, я уточнил:
— А что на счет артиллерии?
— Из дивизии обещали прислать к утру с десяток расчетов ПТРД. Выделю тебе две штуки, так и быть.
У меня по спине аж мурашки побежали:
— Товарищ майор, я занимаю ротой участок, значительно превосходящий по протяженности уставной. По сути рубеж обороны будет растянут в тонкую нить. Два расчета ПТР в этой ситуации — это капля в море.
Майор внимательно и жестко посмотрел мне в глаза:
— Тебе выделить единственную в полку батарею «сорокопяток»?!
— Учитывая, что бой будет за высоту, такое решение вполне логично.
Выждав короткую паузу, Митрофан Григорьевич жестко, категорично отрубил: