Вечером 21-го я вновь проявил активность, предложив провести совместные учения с бойцами 21-го отдельного учебного танкового батальона под предлогом обкатки танками личного состава и тренировочных гранатометаний. Ну а курсантам, в свою очередь, предложили отработать атаки на хорошо подготовленные траншеи при поддержке десанта из наших же бойцов. Предложение с моей стороны поступило вовремя: 3-я учебная рота батальона как раз планировала провести стрельбы 23-го августа — на роковую дату командиры и договорились о совместной тренировке. И, Слава Богу, без каких либо проволочек: боевое слаживание в войсках пусть еще не стало нормой, но в целом ситуация значительно улучшилась по сравнению с 41-м годом, когда в войну фактически вступила армия мирного времени… А чтобы приблизить условия боевой подготовки к реальным, я также предложил подготовить опорные пункты у позиций батарей зенитчиков. Мол, собственной противотанковой артиллерии в полку кот наплакал (всего четыре «сорокапятки»), бронебойные ружья нам пока не выделили, а максимально эффективным при отражении «условной» танковой атаки будет использование зенитных орудий, имеющих солидный калибр 85 миллиметров. На второй год войны уже не только наши танкисты знали, насколько эффективно используют немцы свои зенитки калибра 88 миллиметров против советской бронетехники, и ответить им тем же выглядело крайне разумно. Три батареи на холмах, три ротных опорных пункта для их прикрытия. Плюс зенитчикам предложили наметить реперы на местности для ведения огня по наземным целям и пристрелять их. Заодно я ненавязчиво поинтересовался у командира дивизиона Даховникова о наличии бронебойных снарядов к зениткам и вслух порассуждал о необходимости иметь запас любых снарядов к орудиям, а также о нестабильности на войне. А вдруг завтра немцы прорвутся к городу как раз со стороны их батарей? 22-го августа днем это казалось если не немыслимым, то явно далеким и умозрительным. Но за день все может поменяться — я это знал наверняка.
Вчера мы копали. Даже нет, не так — Копали, с большой буквы! Почему именно с большой? Потому что я добился того, чтобы роты первого стрелкового батальона с головой зарылись в землю, оборудовав запасные огневые позиции для станковых пулеметов, отсечные ходы, «лисьи норы» — укрытия для пехоты на время минометных обстрелов — и извилистые ходы сообщений. Комбат Мороз, находящийся в равном мне звании старшего лейтенанта, довольно ревниво отнесся к тому, что я так рьяно взялся за его подчиненных — пришлось прихватить в сущности молодого парня под локоть, мягко, но твердо отвести его в сторону и прочитать целую лекцию о необходимости максимально надежно окапываться. Хорошо подготовленный окоп — это лучшая защита и от артиллерийского обстрела, и от авианалета, и при танковой атаке дает лишний шанс выжить, особенно если вражеская бронетехника решилась проутюжить траншеи. И вообще — а вдруг завтра немцы? А у нас на этом участке уже подготовленные опорные пункты! Короче, воды я вылил немерено, давя авторитетом бывалого ветерана, кровью заплатившего за боевой опыт, и хотя комбат остался недоволен, мешать не стал, уже от своего лица отдав приказ копать окопы едва ли не в полный профиль… Не знаю, как на эту ситуацию повлияла моя близость к командиру полка, идущего на встречу инициативам пришлого старлейта. То ли Мороз решил не обострять по этой причине, то ли наоборот прикидывал, что в ближайшее время могут сделать рокировку, и меня поставят на батальон (возможно и первый), а от того невольно испытывал ко мне неприязнь. Может быть, и все вместе, не удивлюсь. Но для меня главным был результат — а в данном случае, к вечеру 22-го он был налицо: хорошо подготовленные опорные пункты, даже несколько большие, чем то приписывает устав для размещения стрелковой роты, прикрыли зенитные батареи. Теперь немцам будет не так-то просто ворваться в их расположение, давя гусеницами и расстреливая беспомощных в ближнем бою сталинградских девчонок-добровольцев, как то было в реальном 42-м… Но учитывая, что у нас самих нет легкой противотанковой артиллерии, ровно как и бронебойных ружей, специализированных гранат типа РПГ-41 кот наплакал, а единственным реальным средством борьбы с бронетехникой являются бутылки с КС… Боюсь, что наше героическое сопротивление будет не столь и долгим… Эх, продержаться бы до темноты, пока сюда перебрасывают основные силы полка, а работники тракторного завода спешно оборудуют новые тридцатьчетверки для танкистов обоих учебных батальонов… С тревогой я вновь посмотрел назад, в сторону КП роты: рядом с ним, в просторном блиндаже, прикрытым толстыми дубовыми плашками в три наката, развернут и временный санитарный пункт, где сейчас находится моя жена. Точнее ее бот, по ночам каким-то образом «подключающийся» к сознанию вернувшейся к реальности Оли — и к которому я успел привязаться, спроецировав на игровой персонаж чувства к реальному человеку. Впрочем, тут кроме меня все являются игровыми персонажами, что не делает их менее реальными. А иногда в голову забиваются уж совсем безумные мысли — например, что все сражающиеся рядом со мной есть не просто персонажи игровой виртуальной реальности, а что это души когда-то погибших людей вновь переживают случившуюся бойню… Бред конечно, горячечный бред. Но ведь лезет же в голову… Н-да… Сейчас я уже очень остро пожалел, позволив казачке перевестись в полк вслед за мной. Думал, что сумею приглядеть, если она будет рядом — но на войне ведь всякое бывает! Утешает лишь то, что в случае гибели бота сама Олька пострадать не должна. По крайней мере, я на это надеюсь…