С каждой пройденной сотней метров (на скорости километров двадцать в час) немцы теряют танки, огрызаясь, впрочем, довольно точным и частым огнем. Замолчала еще одна зенитка — какой-то наводчик-снайпер всадил пятидесятимиллиметровый осколочный снаряд точно в орудие, повредив подъемно-поворотный механизм и выбив расчет как минимум наполовину. Уже несколько попаданий пришлись на торчащие из глубоких танковых капониров башни тридцатьчетверок. Пробитий, правда, пока нет, но экипажам достается крепко — каждый удар немецкой болванки ощутимо встряхивает машины и оглушает людей. Кроме того, велика вероятность, что выдержавшая фронтальный удар броня крошится изнутри, бьет экипажи пусть мелкими, но опасными осколками, которые могут всерьез травмировать — а иногда и убить. В любом случае, вести точный ответный огонь в подобных обстоятельствах практически невозможно, и очевидно, что шесть горящих панцеров, помимо подбитых ранее пяти «коробочек», есть максимальный результат нашего артиллерийского прикрытия. Еще немного — и минимального угла возвышения горизонтальной наводки стоящей на высоте зенитки будет уже недостаточно, чтобы драться с вражескими машинами. Правда, и они какое-то время не смогут достать наших девчонок… Но благодаря «мертвой» для огня обеих сторон зоне у немцев появится явное преимущество — ведь проскочив ее, они смогут выйти практически к самой батарее. Так было в реальности — но сегодня на самой границе непростреливаемого участка расположился опорный пункт роты. Да только уверенности, что нам хватит сил тормознуть оставшиеся девять танков и с десяток бронетранспортеров с десантом, у меня нет никакой… Хоть бы сразу не побежали…
Очередной снаряд зенитки, удачно всаженный расчетом под основание башни «тройки», сорвал ее с погон, заставив замереть замыкающее острие вражеского клина машину. Но практически одновременно с нашим восторженным криком «ура!» (бойцы ликовали при каждом удачном попадании) два тормознувших «панцера» с коротких остановок точно всадили по болванке в одну из тридцатьчетверок — и в этот раз чуда не случилось. Выпущенные с дистанции менее пятисот метров бронебойные снаряды пробили броню нашей коробочки, вызвав практически сразу последовавшую за выстрелами детонацию снарядов. Хоть осколочно-фугасных выстрелов в боезапасе курсантов было раза в два меньше нормы, их подрыва хватило, чтобы мощный взрыв подбросил башню танка на несколько метров в воздух…
— Твари!!!
Ненависть к фрицам, страх за Олю и чувство вины, что позволил ей перевестись к нам, желание поквитаться за погибших танкистов — все эти чувства захватили меня в один миг, заставив забыть о буквально смертельной опасности. Аккуратно приложив винтовку к стенке окопа, я вытащил из нижней ниши обе бутылки с КС, и, пригнувшись, молча припустил по ходу сообщения наперерез ближнему танку. Большинство бойцов ожидаемо жмутся на дне с таким трудом вырытых ячеек — плотный (головы не поднять!) огонь курсовых и спаренных танковых МГ-34 буквально срезает бруствер на дно траншей. «Панцеры» поддерживают и пулеметчики «ганомагов» — только теперь высаживающих десант и активно прикрывающих камрадов плотной стрельбой. До одного из бронетранспортеров сумели удачно дотянуться зенитчицы, вложив в открытый кузов машины осколочно-фугасный снаряд. Отделение мотопехотинцев, еще не успевшее покинуть десантный отсек, накрылось в одну секунду — но в ответ как минимум три пулеметные трассы уверенно скрестились на последней уцелевшей зенитке. М-да, боюсь, что уцелевших девушек не хватит сформировать и единственный боеспособный расчет…