Неожиданно сзади раздался какой-то грохот и дикий рев движка панцера. Упав на живот и развернувшись, я с трепетом и восторгом уставился на «тройку», одной гусеницей провалившейся в траншею! Не иначе, ошибся фактически ослепленный и подгоняемый командиром механ (скорее всего, я ранил офицера, и тот захотел поквитаться, во что бы то ни стало). А такие ошибки на войне очень дорого стоят… Открылся боковой люк башни, из нее высунулся танкист, сходу давший вдоль траншеи неприцельную очередь из МП-40. Ему мешает целиться пламя, меня он, скорее всего, даже не разглядел — а вот третья пуля ТТ, торопливо выпущенная по противнику (руки ходуном ходят!), нашла свою цель, ударив танкиста в грудь!
Открыв огонь по врагу, я немного успокоился, и сумел среагировать, когда из по-прежнему открытого люка, наполовину закупоренного телом кричащего раненого, вылетела мелкая, похожая на гусиное яйцо граната М-39. Резко дернув вперед, я успел укрыться за изгибом хода сообщения до того, как в окопе рванула мелкая, не особо сильная граната. Заодно поменял обойму на запасную, оставив девятый патрон в стволе — и остро пожалел, что ни оставил в подсумках ни одной гранаты. Если уцелею, одну всегда буду держать при себе!
Экипаж неудачливого танка добили подоспевшие бойцы роты. В воздух взлетело три или четыре ручных «эргэдэшки», часто защелкали выстрелы «мосинок» — молодые, разгоряченные парни мстили врагу за момент собственной слабости перед мощной, хорошо защищенной техникой, несущей им неотвратимую смерть. Фрицы пробовали отстреливаться, даже ранили одного из бойцов, но близкий взрыв одной из гранат хлестнул осколками очередного танкиста, высунувшегося из люка. И когда тот пропал в нутре панцера, рослый, крепкий старшина смело подбежал к танку и умело закинул поставленную на боевой взвод РГД-33 прямо в люк. Грохнувший внутри взрыв добил экипаж, зашипели поврежденные снаряды и героический старшина бросился назад; я также поспешил вновь спрятаться за изгибом хода сообщения. Через несколько секунд вновь раздался взрыв — теперь уже гораздо более мощный и страшный; куски человеческих тел и покореженные гильзы вылетели из открытого люка, а следом из него ударила тугая струя пламени. Загорелся щедро разлившийся по дну траншеи бензин, густая лужа которого медленно, но неотвратимо покатила в мою сторону… Плюнув на опасность, я выбрался из окопа, по-пластунски пополз обратно, в сторону пулеметного расчета Кости Малофеева — пока что меня надежно прикрывает черный густой дым горящей «тройки». Немецкие мотопехотинцы уже совсем близко, еще чуть-чуть, и ворвутся в окопы, а у меня из оружия только тэтэшник с одним запасным, и еще одним, практически опустошенным магазином…
Из восьми танков, добравшихся до опорного пункта, поджечь пока сумели только две штуки. Один я с бойцами, другой удалось остановить ротному политруку Ване Двуреченских — он, в отличие от меня, умничать не пытался, пропустил танк фактически над головой и забросил бутылку с горючкой точно на жалюзи над двигателем, позади башни. Кто-то из бойцов бросил туда же вторую, а необычно смелый политрук сколотил вокруг себя группу бойцов численностью до отделения, и организовал на правом фланге узел обороны, опираясь на ручной «дегтярев», и собственный скорострельный ППШ, один из двух в роте. Остальные танки перемахнули первую линию траншей, поливая все ливневым огнем скорострельных пулеметов, и давя людей прямо в ячейках…
Десантники германцев также должны были уже ворваться в окопы. Но сержант Малофеев выполнил мои указания в точности, и открыл плотный огонь второго ротного «максима» в момент, когда танки уже прошли мимо, а пехота врага как раз пошла на рывок, в рост. Густые очереди станкача разом смели фланкирующим огнем с десяток фрицев, заставив залечь остальных — но тут же в ячейку пулеметчиков густо полетели удобные для броска «колотушки» с длинной деревянной ручкой. Две или даже три гранаты практически разом залетели внутрь; второй и третий номер расчета успели выбежать из нее, а сержант, который уже не успевал спастись, зло сцепил зубы и дал последнюю очередь по залегшему врагу, прозвучавшую как прощальный салют по самому себе… Подорвались «колотушки», изрешетив осколками тело смелого парня, выросшего на берегах Волги, и в последние мгновения жизни наверняка вспомнившего мать с отцом, да обеих сестренок (с расчетом я успел познакомиться довольно близко, и Костя рассказывал о семье). Досталось и «максиму», словившему несколько крупных осколков, в том числе повредивших кожух — а я наконец-то добежал до вырытой в стенке окопа полки, на которой по-прежнему лежат гранаты…