– Я привез это для вас из Квебека. Его едят с йогуртом, с хлебом, с блинчиками. Хорошо пойдет с вашим печеньем.
– Как мило… Учитывая все ваши проблемы, я тронута. А горшочек красивый. Сок течет из деревьев?
– Да. Самое сложное – изготовить горшочек. А все остальное просто – надрезается ствол, и сок начинает капать.
– Практично. Вот бы так же со свиными отбивными…
– Или с правдой.
– Нет, с правдой сложнее. Она прячется, как гриб в траве, одному Богу ведомо почему.
– И как же ее найти, Клементина?
– А как гриб. Вороша листья в темных уголках. Иногда на это уходит уйма времени.
Впервые в жизни Адамберг проснулся в полдень. Клементина снова разожгла камин и бесшумно навела на кухне порядок.
– Мне нужно нанести важный визит, Клементина, – сообщил Адамберг за кофе. – Подправите мне грим? Я могу побрить голову, но не знаю, как вернуть рукам белый цвет.
Адамберг принял душ, и его кожа снова стала смуглой, а лицо осталось бледным.
– Я не умею, – призналась Клементина. – Лучше поручить это Жозетте, у нее есть все причиндалы. Она каждый день красится по часу.
Жозетта мгновенно засуетилась: осветлила тон на руках комиссара, подмазала шею и лицо и пристроила на живот подушку, чтобы он выглядел поупитанней.
– Почему вы проводите так много времени за компьютером, Жозетта? – спросил Адамберг, пока старушка трудилась над его волосами.
– Перевожу, компенсирую, перераспределяю.
Адамберг не стал уточнять, что именно она переводит и распределяет. При других обстоятельствах он наверняка заинтересовался бы деятельностью Жозетты, но не в этой экстремальной ситуации. Он поддерживал беседу не только из вежливости, но и потому, что упреки Ретанкур на него подействовали. Дрожащий голос Жозетты звучал очень мелодично, и Адамберг мгновенно распознал неистребимый акцент человека, родившегося и выросшего в богатстве.
– Вы всегда работали в информатике?
– Начала в шестьдесят пять.
– Наверное, непросто было.
– У меня получается, – сообщила старушка ломким голосом.
Окружной комиссар Брезийон жил в роскошном доме на авеню Бретей и не возвращался домой раньше шести-семи вечера. Из достоверных источников было известно, что его жена проводит каждую осень в дождливой Англии. Если во Франции и есть место, где полицейские не будут искать беглеца, так это здесь.
В половине шестого Адамберг спокойно проник в квартиру с помощью отмычки. Он устроился в шикарной гостиной, стены которой были заставлены стеллажами с книгами. Право, власть, полиция и поэзия. Четыре направления на разных этажерках. Шесть полок со стихотворными сборниками – выбор побогаче, чем у сельского кюре. Стараясь не оставить следов жидкой пудры на дорогих обложках, комиссар перелистал тома Гюго в поисках серпа, брошенного на звездной ниве. Он знал, что эта нива находится над Детройтом, но серп был пока недосягаем. Адамберг проговаривал про себя речь, приготовленную для окружного комиссара. Сам он в эту версию почти или даже совсем не верил, но только она могла убедить его шефа. Он шепотом повторял целые фразы, пытаясь замаскировать словами свои сомнения и найти искреннюю интонацию.
Не прошло и часа, как в замке повернулся ключ. Адамберг положил книгу на колени. Брезийон подскочил на месте и едва не закричал, увидев в своей гостиной неизвестного ему Жан-Пьера Эмиля Роже Фейе. Адамберг приложил палец к губам, подошел, мягко взял Брезийона за руку и подвел к креслу, стоявшему напротив того, в котором сидел сам. Окружной комиссар был скорее изумлен, чем напуган, вероятно, потому, что внешне Жан-Пьер Эмиль выглядел вполне мирно. Кроме того, эффект неожиданности на короткое время лишил его дара речи.
– Тихо, господин окружной комиссар. Не стоит шуметь. Крик вам не поможет.
– Адамберг, – произнес Брезийон, отреагировав на голос.
– Собственной персоной. Приехал издалека ради удовольствия побеседовать с вами.
– Комиссар, просто так вам это не сойдет, – сказал Брезийон, успевший взять себя в руки. – Видите этот звонок? Я позвоню, и через две минуты здесь будет полно полицейских.
– Дайте мне две минуты, а потом жмите на здоровье. Вы юрист и должны выслушать свидетельства обеих сторон.
– Две минуты с убийцей? Вы много хотите, Адамберг.
– Я не убивал эту девушку.
– «Они все так говорят», правда?
– Но не у всех в команде есть шпион. За два дня до вашего визита кто-то навестил мою квартиру, открыв дверь дубликатом ключа, который хранится в отделе. Кто-то просмотрел досье на судью, а заинтересовался им еще до моей первой поездки.
Адамберг начал скороговоркой излагать свою версию, понимая, что много времени Брезийон ему не даст и он должен как можно быстрее заронить в него сомнения. Он не привык говорить в таком темпе и спотыкался о слова, как бегун при спурте запинается о камни.
– Кто-то знал, что я хожу по перевалочной тропе. Знал, что у меня там есть подружка. Кто-то убил ее, как убивал судья, и оставил на ремне мои отпечатки пальцев. Положил эту улику на землю, а не бросил в ледяную воду. Много доказательств, господин окружной комиссар. Досье слишком полное и слишком неопровержимое. Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное?
– Возможно, такова печальная правда. Это была ваша подружка, следы ваших рук, ваше пьянство. Тропа, по которой вы шли, и ваша одержимость судьей.
– Это не одержимость, а полицейское расследование.
– Такова ваша версия. А что, если вы все-таки больны, Адамберг? Хотите, чтобы я напомнил вам дело Фавра? Но хуже всего – и это свидетельствует о полном вашем безумии, – что вечер убийства полностью стерся из вашей памяти.
– А как они об этом узнали? – спросил Адамберг, наклонившись к Брезийону. – В курсе был только Данглар, но он молчал. Как они узнали?
Брезийон наморщил лоб и ослабил узел галстука.
– Только один человек мог знать, что я потерял память, – продолжал Адамберг, повторив фразу своего заместителя. – Тот, кто заставил меня ее потерять. Значит, в деле замешан кто-то еще и на тропе я был не один.
Брезийон тяжело поднялся, взял с полки пачку сигарет и вернулся в кресло. Его зацепили слова комиссара, и он забыл о «всполошном» звонке.
– Мой брат тоже потерял память, как и все те, кого задерживали после преступлений судьи. Вы ведь читали дела?
Окружной комиссар кивнул и закурил толстую сигарету без фильтра – такие же курила Клементина.
– Доказательства?
– Никаких.
– Все, что у вас есть для защиты, это судья, умерший шестнадцать лет назад.
– Судья или его ученик.
– Фантазии.
– Фантазии, как и поэзия, заслуживают внимания, – рискнул Адамберг.
Подобраться к человеку через его другую ипостась. Разве поэт нажмет, не раздумывая, на звонок?
Брезийон откинулся на спинку кресла, выдохнул дым и поморщился.
– ККЖ, – задумчиво произнес он. – Мне не нравятся их методы, Адамберг. Вас позвали на помощь, и я в это поверил. Не люблю, когда мне врут и подстраивают ловушку одному из моих людей. Это абсолютно недопустимо. Легалите обманул меня, выдвинув ложные основания. Арест с нарушением процедуры и манипулирование законом.
Профессиональная гордость и честность Брезийона были оскорблены ловушкой, подстроенной суперинтендантом. Адамберг упустил из виду благоприятное для себя обстоятельство.
– Естественно, Легалите уверил меня, что обнаружил основные доказательства позже.
– Вранье. Дело было уже испечено.
– Непорядочно, – кивнул Брезийон с брезгливым выражением лица. – Но вы скрылись от правосудия, а я не ожидал подобного поведения от одного из моих сотрудников.
– Я не скрывался, потому что расследование не было начато, Мне не предъявили обвинения. Я все еще был свободен.
– С юридической точки зрения вы правы.
– В этих обстоятельствах я имел все основания никому не доверять, потому и скрылся.
– Загримировавшись и с фальшивыми документами, комиссар.
– Назовем это вынужденным экспериментом, – сымпровизировал Адамберг. – Игрой.
– Вы часто играете с Ретанкур?