– Все так говорят, и все мы знаем, чем это кончается. Жандармы делают грязную работу, а как только становится интересно, руль перехватывают полицейские.
– Мне нужно всего лишь подтверждение.
– Не знаю, что вы там себе напридумывали, комиссар, виновного мы поймали, и улик у нас достаточно.
– Вы имеете в виду Бернара Ветийе?
– Да. В пяти метрах от жертвы, в траве, мы нашли орудие убийства. Отпечатки Ветийе на рукоятке. Ни больше ни меньше. Вот так.
– Но Ветийе все отрицает? – спросил Адамберг.
– Когда мои люди взяли его, он еще был пьян в стельку. Едва на ногах держался. Его слова гроша ломаного не стоят, он помнит одно – как напивался.
– На него есть досье? Он раньше на кого-нибудь нападал?
– Нет. Но все с чего-то начинают.
– В статье говорится о трех колотых ранах. Нож?
– Шило.
Адамберг помолчал.
– Необычное орудие убийства, – прокомментировал он.
– Не сказал бы. Бездомные таскают с собой кучу хлама. Они открывают шилом консервные банки, вскрывают замки. Не морочьте себе голову, комиссар, гарантирую вам, это он.
– И последнее, майор… – Адамберг заторопился, чувствуя, что Трабельман начинает терять терпение. – Шило новое?
На другом конце воцарилось молчание.
– Как вы узнали? – с подозрением в голосе спросил Трабельман.
– Так я прав?
– Да. Но что это меняет?
Адамберг прижал кулак ко лбу и уставился на газетный снимок.
– Окажите мне любезность, Трабельман, пришлите фотографии тела – раны крупным планом.
– С чего бы мне это делать?
– Потому что я прошу вас самым почтительным образом.
– И все?
– Я не перехвачу ваше дело, – повторил Адамберг. – Даю слово.
– Что вас беспокоит?
– Одно воспоминание из детства.
– Тогда ладно. – Трабельман сдался так неожиданно, как будто, упомянув детские воспоминания, Адамберг произнес волшебное слово.
Неуловимый ремонтник прибыл наконец по назначению – как и четыре фотографии от майора Трабельмана. На одной – вид сверху, крупный план – были хорошо видны раны молодой жертвы. Адамберг теперь вполне мог сам разобраться с электронной почтой, но без помощи Данглара не знал, как увеличить изображение.
– Что это? – пробормотал капитан, садясь на стул Адамберга, к компьютеру.
– Нептун, – с кривой улыбкой ответил Адамберг. – Оставляет свой фирменный знак на синих морских волнах.
– О чем вы? – повторил Данглар.
– Вы все время задаете мне вопросы, но вам никогда не нравятся мои ответы.
– Я предпочитаю знать, с чем имею дело, – заявил Данглар.
– Три раны, оставленные Трезубцем в Шильтигеме.
– Трезубцем Нептуна? Опять ваша навязчивая идея?
– Это убийство. Девушку убили тремя ударами шила.
– Это прислал Трабельман? У него забрали дело?
– Вовсе нет.
– Что же тогда?
– Не знаю. Ничего не смогу вам сказать, пока не увижу увеличенных снимков.
Данглар нахмурился и взялся за дело. Он ненавидел это «не знаю» Адамберга, которое много раз заводило его на зыбкую почву, а иногда и прямиком в болото. Данглар опасался, что в один прекрасный день Адамберг увязнет в этой тине телом и душой.
– Я читал, что они взяли убийцу, – сказал он.
– Да. С орудием преступления и отпечатками.
– Так что вас не устраивает?
– Одно детское воспоминание.
Этот ответ не успокоил Данглара – в отличие от Трабельмана он еще больше встревожился. Данглар поставил на максимальное увеличение и запустил печать. Адамберг с жадным нетерпением следил за пыхтящей машиной. Он схватил страницу за уголок, помахал ею в воздухе и зажег лампу, чтобы рассмотреть получше. Данглар с недоумением следил за тем, как комиссар взял длинную линейку, что-то измерил, провел черту, отметил точками кровавые отверстия, начертил параллельную линию, снова измерил. Закончив, Адамберг отбросил линейку и принялся шагать по комнате с фотографией в руке. Когда комиссар обернулся, Данглар прочел на его лице удивление и боль. Данглар впервые видел эти простые человеческие чувства на невозмутимом лице Адамберга.
Комиссар достал чистую папку, вложил туда документы и аккуратно надписал: «Трезубец № 9» с вопросительным знаком. Ему необходимо съездить в Страсбург и взглянуть на тело, хоть это может затормозить подготовку командировки в Квебек. Он решил перепоручить все дела Ретанкур – она доскональнее всех знала этот проект.
– Проводите меня домой, Данглар. Если вы не увидите собственными глазами, не поймете.
Данглар сходил в свой кабинет за большим черным кожаным портфелем, который придавал ему вид то ли преподавателя английского колледжа, то ли священника «в штатском», и последовал за Адамбергом. Комиссар остановился рядом с Ретанкур.
– Мне нужно встретиться с вами в конце дня, – сказал он. – Хочу вас малость припахать.
– Конечно, шеф, – ответила Ретанкур, не поднимая глаз. – Я дежурю до полуночи.
– Прекрасно, тогда до вечера.
Адамберг был уже в коридоре, когда услышал грубый смех бригадира Фавра и его гнусавый голос.
– Он хочет ее припахать, – хихикнул Фавр. – Настал твой день, Ретанкур, цветок невинности наконец будет сорван. Наш патрон родился в Пиренеях и в горы карабкается лучше всех. Суперпрофессионал по части неприступных вершин.
– Минутку, Данглар. – Остановив своего заместителя, Адамберг вернулся в зал. Данглар пошел следом. Комиссар направился прямиком к столу Фавра. Наступила гробовая тишина. Адамберг толкнул металлический стол и резко опрокинул его. По полу рассыпались бумаги, рапорты, диапозитивы. Фавр, державший в руке стаканчик кофе, замер. Адамберг пнул ногой стул, и бригадир рухнул на пол, залив рубашку кофе.
– Возьмите свои слова обратно, Фавр, извинитесь и скажите, что сожалеете. Я жду.
«Ну надо же», – сказал себе Данглар, проведя ладонью по глазам. Адамберг напоминал натянутый лук. За последние два дня комиссар выказал больше чувств, чем за все годы их совместной работы.
– Я жду, – повторил Адамберг.
Фавр приподнялся на локтях, пытаясь сохранить остатки достоинства перед коллегами, которые подтягивались к эпицентру схватки. Только Ретанкур, постоянная мишень его жестоких шуток, не пошевелилась, но папки перебирать перестала.
– Взять обратно что? – рявкнул Фавр. – Правду? Что я такого сказал? Что вы классный ходок? А разве это не так?
– Я жду, Фавр, – снова произнес Адамберг.
– Черта с два! – Фавр начал подниматься. Адамберг вырвал у Данглара черный портфель, выхватил оттуда полную бутылку и грохнул ее о металлическую ножку стола. Брызги стекла и вина разлетелись во все стороны. Он шагнул к Фавру, сжимая в руке отбитое горлышко. Данглар хотел оттащить комиссара, но Фавр выхватил револьвер и направил его на Адамберга. Все окаменели, переводя взгляд с бригадира, осмелившегося направить оружие на шефа, на комиссара, который за год выходил из себя всего дважды. Каждый лихорадочно искал способ разрулить ситуацию, надеясь в душе, что Адамберг обретет привычное равновесие, бросит осколок бутылки и удалится, пожав плечами.
– Убери эту дурацкую полицейскую игрушку, – сказал Адамберг.
Фавр с вызовом откинул револьвер, а Адамберг опустил бутылку. У него возникло неприятное чувство: ситуация была смехотворная. К тому же он не мог понять, на чьей стороне преимущество. Он разжал пальцы. Бригадир, нашарив на полу донце бутылки с острыми зазубренными краями, с остервенением метнул его в Адамберга и чисто, словно лезвием, порезал комиссару левую руку.
Фавра силой усадили на стул, прижали к спинке. Люди смотрели на комиссара, ожидая его реакции на новый поворот событий. Адамберг жестом остановил Эсталера, схватившегося за телефонную трубку.
– Рана неглубокая, Эсталер, – произнес он спокойным голосом, прижимая руку к телу. – Позовите нашего судмедэксперта, он прекрасно справится.
Адамберг сделал знак Мордану и протянул ему бутылочное горлышко.
– Мордан, положите в пластиковый пакет уличающее меня вещественное доказательство. Попытка устрашения подчиненного. Подберите «магнум» и донце бутылки. Это вещественные доказательства, свидетельствующие против Фавра, не имевшего намерения… – Адамберг провел рукой по волосам, подбирая слова.