К сожалению, ознакомить подробней более широкий круг американских (и английских) ученых с результатами моих исследований тогда не удалось. "Шейкспир Куотерли" печатать мою статью не стал, так как внутренний рецензент журнала оказался, как и Д. Фостер (совпадение?), сторонником гипотезы К. Брауна. Из текста отзыва, любезно предоставленного мне редакцией, явствовало, что анонимный рецензент считает брауновскую гипотезу единственно возможным решением проблемы шекспировской поэмы и честеровского сборника; он привычно повторяет, что траурные, исполненные печали и скорби поэтические строки появились в связи со свадьбой Джона Солсбэри или совершеннолетием его дочери и т.п. Реквием, погребальная песнь? Презент к свадьбе, не более того! А все, что не совпадает с такими вот представлениями, для нашего рецензента - не более чем прискорбное заблуждение, ошибка...
Однако действительные ошибки, подчас грубые, "украшают" именно анонимную рецензию, свидетельствуя, между прочим, что ее автор сам честеровского сборника не читал, а знания о нем почерпнул из справочных изданий. Аноним не знает названия лондонского экземпляра сборника, неведомо ему даже то весьма существенное обстоятельство, что оба главных героя книги умирают! А Джона Солсбэри рецензент, спутав строки в справочнике, которым пользовался, посчитал одним из поэтов - участников сборника. Мог ли человек, прочитавший книгу Честера хотя бы бегло, допустить такие ляпсусы?!
Кроме повторения брауновских предположений (но уже в форме якобы общепринятых истин) и прямых ошибок рецензия содержит несколько спорных утверждений, которые полезно было бы сделать предметом дискуссии. Так, аноним, как и некоторые другие западные ученые {Например, профессор Пол Уэстин из университета Западного Онтарио (Канада).}, полагает, что уклонение от регистрации печатных изданий в шекспировские времена не считалось нарушением, и поэтому можно на факты такого уклонения внимания вообще не обращать. Не вдаваясь здесь в детали различных толкований правил и обычаев, действовавших в Компании печатников и книгоиздателей, я мог бы просто посоветовать ученым, разделяющим такие взгляды (и конечно же - моему рецензенту), ознакомиться с протоколами суда Компании и с соответствующими записями в ее Регистре {7} - эти материалы давно опубликованы, они стоят, и на видном месте, на полках Библиотеки Фолджера и в Британской библиотеке. Так вот, все желающие изучать исторические явления и факты по первоисточникам, не полагаясь только на модные сегодня-завтра теории, найдут там подлинные записи о штрафах и других наказаниях, налагавшихся на членов Компании именно за уклонение от регистрации. Так, например, в сентябре 1613 года за такие провинности был наказан знакомый нам Эдуард Оллд (по времени этот эпизод мог быть связан и с его участием в печатании честеровского сборника). В своей статье я специально подчеркнул, что отсутствие регистрации книги Честера хотя и не является прямым доказательством фальшивости дат на титульных листах, но уж во всяком случае лишает их какого-то подтверждения и дает полное основание ставить под вопрос, особенно учитывая положение, занимаемое в Компании Блаунтом и Лаунзом и их обычную практику. Однако рецензент пытается исказить смысл этой бесспорной констатации, представляя дело так, будто для сторонников моей гипотезы вся проблема датировки сборника возникает только из-за отсутствия его регистрации в Компании, которой сам он не придает никакого значения, веря в пресловутые "среднестатистические 30 процентов" и не зная, что на Блаунта и Лаунза эта статистика отнюдь не распространяется.
Интригующую замену титульного листа в лондонском экземпляре - с выдиркой старого титула, исчезновением имени автора, появлением нового названия со странной "опечаткой", другой даты и эмблемы другого печатника рецензент, конечно же, "объясняет" предполагаемыми "коммерческими соображениями" Мэтью Лаунза, который хотел-де таким путем быстрее избавиться от нераспроданных за десятилетие "остатков" книги, полученных от Блаунта вместе с книжной лавкой. Предположения о такой или сходной "распродаже" были специально рассмотрены и подвергнуты критике в моей статье, но рецензент, как ни в чем не бывало, повторяет одно из них.
Ни единым словом не отозвался аноним на чрезвычайно важные внутренние, заключенные в тексте честеровской книги свидетельства, анализу которых посвящена значительная часть рецензируемой им статьи. Даже на такие уникальные, как полное соответствие истории Голубя и Феникс странному браку Рэтлендов, их окруженному тайной уходу из жизни, совпадающему по времени со смертью Джона Солсбэри, на особенности вклада Бена Джонсона в связи с его особыми отношениями с Рэтлендами и др. Трудно понять, как можно было пройти мимо всех этих поразительных и бесспорных фактов, к тому же - впервые установленных и проанализированных, просто не заметить их! И меня уже не удивило, что анонимный оппонент не обратил внимания и на открытие российскими исследователями неизвестных до того водяных знаков в Вашингтоне и Лондоне...
Я задержался на этом эпизоде не для того, чтобы отсюда делать однозначные выводы о принятой в американских научных изданиях практике анонимного предварительного рецензирования. Она, вероятно, имеет и свои положительные стороны. Но бесспорно и другое: внутренний рецензент, придерживающийся в каком-то вопросе устарелых, а то и попросту ошибочных взглядов, порой имеет возможность перекрывать своим коллегам доступ к новым идеям. Особенно прискорбно выглядит такая практика, когда речь идет - как в данном случае - о публикации переводов работ иностранных авторов, содержащих результаты новых исследований, уже опубликованных и дискутируемых в других странах. Ведь мнения иных западных ученых могут (когда они имеют возможность ознакомиться сами с такими работами) оказаться прямо противоположными суждениям анонимного рецензента, согласие ряда ученых с моей датировкой и идентификацией прототипов Голубя и Феникс является наглядным тому примером. Направленное же фильтрование (то есть фактическое цензурирование) научной информации, включая международную, сообразно консервативным представлениям групп ученых, претендующих на монопольное обладание истиной, даже когда речь идет о частных проблемах, характерно сегодня для западного университетского шексгшроведения, и прогрессу этой науки такая практика отнюдь не способствует.
Эпизод с рецензентом американского журнала важен и в другом отношении. Он показывает отсутствие серьезных научных аргументов против новой гипотезы о датировке и смысле книги Честера. Повторение же старых, противоречащих многочисленным фактам и логике догадок и предположений заменить научную аргументацию никак не может. Ошибок и несоответствий в основных положениях нашей гипотезы оппоненты найти не смогли. Герои шекспировской поэмы и честеровского сборника установлены, нужно лишь время и научная объективность, чтобы обретенная истина стала очевидной для всех.
Что же касается статьи о Голубе и Феникс, то она все-таки была напечатана в 1998 году на английском языке в сборнике, изданным Делаварским университетом (США) {8}. В предисловии составитель профессор Джозеф Прайс характеризует датировку честеровского сборника 1612 годом и идентификацию его героев с четой Рэтлендов как убедительные. Надеюсь, эта публикация увеличит шансы на участие американских и английских ученых в продолжении исследований на чрезвычайно перспективном направлении. Прежде всего необходимо продолжить поиск книг, отпечатанных Филдом, Оллдом, Джаггардом в 1610-1615 годах на бумаге с такими же, как в книге Честера, уникальными водяными знаками, с использованием тех же орнаментов, заставок и других полиграфических реалий. Не мог же печатник использовать этот набор только один раз и потом выбросить! Это относится и к бумаге. Значит, где-то в Лондоне, Вашингтоне, Калифорнии или где-то еще, в научной библиотеке, в специальном хранилище, эта заповедная книга (а может быть и не одна), способная поставить окончательную точку в решении важнейшей и труднейшей проблемы, ждет нас. Как ждал целых четыре столетия невиданный доселе единорог...
Мне уже доводилось приглашать англо-американских коллег к научной дискуссии о книге Честера {9}. Пользуясь случаем, я настоятельно повторяю свое приглашение - можно рассматривать его даже как вызов. При этом в интересах дела совсем не обязательно сразу затрагивать "шекспировский вопрос", отпугивающий многих тамошних шекспироведов, - ведь проблема датировки и определения прототипов и сама по себе заслуживает (и требует) глубокой и объективной дискуссии, время для которой пришло. Но, разумеется, я отдаю себе отчет, как непросто "раскачать" на полноценную дискуссию западных коллег, если ее тема затрагивает этот самый, кажущийся кое-кому злополучным, "вопрос".