- книга Деккера (1609), где и Голубь, и Феникс еще живы;
- честеровский сборник в нарушение действовавшего правила не регистрировался в Компании печатников и издателей ни в 1601, ни в 1611 году, хотя издатели Э. Блаунт и М. Лаунз были видными членами Компании, а регистрация стоила гроши. Проверив подряд издания Блаунта и Лаунза, я установил (впервые!), что они регистрировали практически все свои издания; честеровский сборник - редчайшее для них исключение, свидетельствующее о желании скрыть подлинную дату издания этой книги. В таком контексте отсутствие регистрации (да еще дважды!) - факт серьезнейший, и вызывает крайнее удивление, что называющий себя книговедом рецензент вообще не обратил на него никакого внимания. Также не заметил он установленный мною факт сотрудничества печатников Филда и Оллда именно в 1612-1613 годах (что объясняет и необъяснимое раньше появление эмблемы Оллда на лондонском экземпляре).
Полное умолчание о впервые выявленных реалиях, связанных с Беном Джонсоном, его вкладом в сборник и его особыми отношениями с Рэтлендами и другими "поэтами Бельвуарской долины" говорит о том, что эта область находится далеко за пределами компетенции рецензента.
Бесцеремонно проигнорировав две трети приведенных мною фактов-оснований (причем важнейших!), свидетельствующих о том, что честеровский сборник появился не в 1601-м, а в 1612-1613 годах, рецензент Г. выносит вердикт: "Итак, собственно книговедческий анализ честеровского сборника, независимо от его отношения к "шекспировскому вопросу", не дает достаточных оснований для его передатировки". Ничего себе "собственно книговедческий анализ"! Элементарная предвзятость и некомпетентность - вот как называются такие подходы в литературной критике...
Посмотрим теперь, как наш книговед пытается опровергнуть те немногие (и не главные) факты и доводы, которые он все-таки заметил. Он признает: "Несомненной заслугой Гилилова является установление принадлежности всех четырех экземпляров сборника к одному изданию". В огромной рецензии больше ни слова не уделено этому "установлению", а ведь случай удивительный: российские исследователи первыми обнаружили в напечатанных четыре столетия назад и хранящихся в центре Вашингтона и Лондона экземплярах загадочной книги один и тот же (несмотря на разные даты на титульных листах) набор водяных знаков, в том числе уникального, нигде и никогда ранее не фиксировавшегося единорога с искривленными задними ногами. Тот же набор водяных знаков позже обнаружен и на бумаге хантингтонского экземпляра, и этим окончательно было доказано, что все экземпляры отпечатаны одновременно. Рецензент не понял, что эта филигрань (водяной знак) важна совсем не в силу своей возможной (но вовсе не обязательной) связи с гербом Рэтленда, а в силу уникальности рисунка, исключающей случайное совпадение разных партий бумаги. Такой единорог нигде, кроме честеровского сборника, до сих пор не найден (к сожалению!), нет его и в существующих справочниках по филиграням XVI-XVII веков, где представлены многие десятки разновидностей филиграни "единорог". Открытие доселе неизвестной разновидности этой филиграни было зарегистрировано в шекспировском научном центре - в Библиотеке Фолджера в Вашингтоне - и подтверждено Библиотекой Хантингтона в Калифорнии и Британской библиотекой в Лондоне. Не понимая существа и значения сделанного нами открытия (хотя об этом подробно рассказано в первой главе "Игры об Уильяме Шекспире" и даже дано изображение уникальной филиграни), рецензент почему-то решил, что я привязываю ее к гербу Рэтленда, и обвинил в "слабом понимании собственно книговедческих проблем" (!). А для демонстрации своего понимания "собственно книговедческих проблем" счел полезным сообщить, что филиграни бывают разные (буквально он пишет: "Все изображения в филигранях отличались друг от друга"). Такой вот уровень книговедческой эрудиции... О том, что книга Честера напечатана не ранее 1611 года, свидетельствует лондонский экземпляр с этой датой на титульном листе. Все предположения, что в 1611 году якобы продавались снабженные новым и странным титульным листом некие гипотетические "остатки" тиража 1601 года, абсолютно бездоказательны (их неадекватность ситуации подробно рассмотрена в первой главе "Игры"), но рецензент повторяет одно из них чуть ли не как само собой разумеющийся факт. Еще на один год позволяет уточнить время появления сборника эпиграф из Горация: "Мужу, хвалы достойному, Муза не даст умереть" (то есть умереть памяти о нем). Помещенные сразу после имени Джона Солсбэри, умершего летом 1612 года, эти слова имеют здесь посмертный характер, так же как и двусмысленное пожелание ему "блаженства небесного и земного" (в земле!). Там же говорится, что имя Солсбэри помогает скрыть, завуалировать (overshadow) подлинный смысл книги от непосвященных. Совершенно не учитывая мистификационный характер издания, рецензент безапелляционно заявляет, что этот эпиграф может относиться только к живому человеку, ибо Гораций в свое время адресовал стихотворение, из которого взята эта строка, здравствовавшему тогда римлянину. А вот такой ученый, как У. Мэтчет, многие годы отдавший изучению книги Честера и всего, что с ней связано, определенно считал, что эпиграф из Горация носит здесь посмертный характер. Как можно не учитывать, что отдельно взятая и перешедшая в другое произведение в качестве эпиграфа фраза часто теряет детерминированную связь со своей alma mater и приобретает иной смысловой оттенок в новом контексте?! Это относится и к строке из эпиграммы Марциала, обретающей на титульном листе книги Честера двусмысленность, отсутствующую в древнем оригинале и потому начисто отвергаемую Г. Но эту двусмысленность заметил еще выдающийся шекспировед XIX века Э. Дауден!
Противоречие моей датировке - 1612 году - Г. видит и в том, что Честер, посвященный в рыцари в 1603 году, не назвал себя на титульном листе "сэром". Но ведь он скрывал подлинную дату издания книги, а такая деталь могла все выдать! И вообще титул "сэр" указывался не всегда, особенно в изданиях-мистификациях. Например, в "Кориэтовых Нелепостях" среди авторов "панегириков" в честь Кориэта была целая дюжина рыцарей, но лишь один из них обозначил себя в этом качестве.
В другом месте Г. утверждает, будто новая датировка сборника выводится мною из идентификации его героев с Рэтлендами. Неверно! Даже само имя "Рэтленд" появляется в моей книге только после того, как по целому ряду фактов определилось, что честеровский сборник вышел не ранее лета 1612 года (смерть Солсбэри совпадает почти день в день с похоронами Рэтленда, благодаря чему Солсбэри и попал в сборник - "чтобы его имя вуалировало правду"). Но даже если не обращать внимания на это совпадение, на эпиграф из Горация и, опираясь на лондонский экземпляр, датированный 1611 годом, констатировать, что книга появилась не ранее этой даты (и во всяком случае значительно позже 1601 года), то и этого вместе с поэмой-реквиемом и стихотворениями Джонсона было бы достаточно для отождествления Голубя и Феникс с четой Рэтлендов. Ибо речь идет не о каких-то (как полагает этот и другие не читавшие честеровский сборник оппоненты) незначительных "совпадениях аллегорических и символических намеков с некоторыми фактами биографии Рэтленда и его жены". Перед нами - полное совпадение всех основных линий истории Голубя и Феникс с необыкновенными отношениями и занятиями бельвуарской четы и обстоятельствами их окруженного тайной ухода из жизни и похорон. Другой пары, которая бы так полно вписывалась в честеровский сборник, во все составляющие его поэмы и стихотворения, в то время (и не только в 1612 году) просто не было. Эта идентификация получила потом и другие подтверждения, особенно в связи с Джонсоном и его отношениями с Рэтлендами. Правильная датировка и идентификация персонажей взаимоподтверждаются, чего Г. просто не понял.
Считая мистификацию с датировкой, обращенной вспять на 11-12 лет, невероятной, рецензент не обратил внимания на приведенный мною пример с так называемым фальшивым шекспировским фолио. А ведь этот пример - важнейший, имеющий к тому же прямое отношение к "шекспировскому вопросу", чего Г. тоже не понял. В 1619 году издатель Пэвиер и печатник Джаггард отпечатали 10 шекспировских и сомнительно-шекспировских пьес, но были остановлены, хотя на некоторые из пьес они имели законные права; тогда они выпустили эти пьесы в продажу по отдельности, снабдив их титульными листами с фальшивыми датами (1600, 1608, 1618), а некоторые - и фальшивыми эмблемами. То есть датировки отставали от настоящей от одного года до 19 лет! Подлинная датировка установлена английскими учеными только в нашем веке путем анализа водяных знаков и полиграфических реалий, но о причине, побудившей солидных членов Гильдии прибегнуть к мистификационной датировке, можно только догадываться. Запретить печатать не содержащие никакой крамолы книги, на которые издатель имел законные, зарегистрированные права, могло тогда только лицо, облеченное большой властью, например граф Пембрук. Рецензент Г. на целой странице вовсю потешается над теми, кто считает, будто кто-либо, в том числе Пембрук, мог "властно распоряжаться изданием книг в королевстве - запрещать, доверять, поручать". Здесь, как и в других разделах своей рецензии, Г. проявляет незнание достаточно общеизвестных фактов.