Неожиданно мой взгляд упал на полочку с туалетными принадлежностями. В стаканчике с зубной щеткой торчал свернутый втрое листок бумаги, вырванной из школьной тетради в клеточку. Я аккуратно вытащил его оттуда и развернул. Послание было написано крупным ровным почерком без завитушек и ятей.
Дорогой Дворкин, если ты читаешь это письмо, то уже добрался до моей Марии Степановны. Жаль старушку… она была одной из лучших в роде Калиновских, но ее смерть на твоей совести. Если бы ты не вздумал бежать из Зазеркалья, то и она была бы жива, а теперь увы…
Мне интересно наблюдать за твоими приключениями, право слово…Светлана с Мишкой поживают хорошо! Теща просто душечка! В общем мне все нравится! Надеюсь и тебе тоже?
С уважением,
твой Вышицкий К. А.
Я со злостью скомкал бумагу. Руки сами сжались в кулаки. Вот гад! Он еще и издевается, но как? Как он умудрился оборвать жизнь одной из Калиновских, находясь там, в реальном мире?
Пулей выскочил на кухню, откуда доносился заливистый смех Янки, отвлекающей Глафиру Аркадьевну. Показал ей письмо. По мере прочтения она все больше хмурилась.
— Глафира Аркадьевна, а отчего погибла Мария Степановна? — спросила она, оборвав бесконечный рассказ про их дружбу и приключения в молодые годы.
— Да кто ж его знает, Яночка! От старости наверное… Утром я, значит, к ней, а она уже холодная в коридоре лежит. И голова пробита на затылке. В милиции сказали упала и ударилась об угол шкафа. У нее, грешной, давление частенько шибало.
Мы с Красовской понимающе переглянулись. Знаем мы это давлением под названием пан Вышицкий.
— А что же внучка? — нарушил я молчание, которое воцарилось после того, как бабушка погрузилась в воспоминания.
— Боженка-то? Она Марью честь по чести схоронила и дальше учиться. Нынешней молодежи…
— А квартира? Сейчас ее можно продать или жить здесь? — полюбопытствовала Красовская.
— У нее своя квартирка не хуже на Героев Сталинграда имеется. От родителей досталась. Эту или сдавать, или продавать. Сказала еще не решила.
От воспоминаний о своей подруги в глазах Глафиры Аркадьевны появились слезы. Она ловко смахнула их платком, громко после в него высморкавшись.
— Божена, она забирала что-то из квартиры после смерти бабули? — уточнила Яна.
— Да зеркало фамильное это, будь оно неладно! Машка все над ним тряслась. Говорила, что это их проклятье и счастье одновременно…Постойте-ка, а что это вы так интересуетесь подробно? — она подозрительно прищурилась, разглядывая нас с журналисткой, но мы уже узнали все что хотели. Вскочили со стульев и попятились к выходу, объясняя большой загруженностью на работе. Глафира Аркадьевна кричала нам вслед о милиции и бандитах, но мы уже не слышали, пулей вылетев из подъезда.
ГЛАВА 17
Отдышались только на улице, когда уже достаточно отбежали от дома Калиновской. Мимо лениво бродили мамаши с колясками, чуть в стороне на детской площадке резвились малыши, катаясь на невысоких качелях. Люди куда-то спешили, бежали, торопились…
Мы присели на скамейку в парке, смахивая пот со лба, чтобы обсудить план дальнейших действий.
— Давненько я так не бегал… — отдуваясь сообщил я. Сердце колотилось в бешеном ритме и было готово выпрыгнуть из груди. Дрожащими пальцами я достал сигарету, дал прикурить Красовской.
— Ты-то хотя бы в ботинках, — Янка с сожалением посмотрела на сломанный каблук, неестественно вывернутый в сторону, — чуть ногу не сломала, — пожаловалась она, поправляя прическу.
— Главное, что мы на верном пути. Вышицкий явно дал понять, что боится того, что мы найдем зеркало, боится моего возвращения в реальный мир.
— Еще бы! — криво усмехнулась Красовская. — Места двоим Дворкиным в другом мире нет.