— Мне не за что тебе мстить, Рома. Наверно, есть за что обижаться, но я не хочу и этого. Я простила тебя и отпустила. Отпустила и тебя, и всё, что было между нами, — это была не ложь, не пустые слова, а мечта. Мое новогоднее желание — отпустить Рому Ветрова. И я обязательно загадаю его, и оно обязательно исполнится. Я вытряхну его из себя. Стану снова живой и счастливой без него.
— Это не правда. Не так быстро, — Ветров схватил меня за плечи и встряхнул.
— Не этого ждал. Разочарован. Злишься. Скорее в бешенстве. Как знакомо… — крутилось у меня на языке, но сказала я совсем другое.
— Наши отношения с Дёмой — это не месть. Не игра, организованная специально для тебя. У нас всё по-настоящему. Он помог забыть тебя. Сделал наше расставание безболезненным.
— Почему он? Почему именно он, Бельчонок?
— Потому что он не смотрит по сторонам. Он смотрит только на меня и видит только меня. Я для него ни пустышка, ни девушка из толпы. Я для него особенная. И он доказывает это каждый день. Он рядом. Рядом, когда нужен. Он ценит меня, оберегает, заботится. Мне с ним спокойно. Я уверена в нем. Уверена, что он не сделает больно. Уверена, что будет беречь наши отношения. Не бросит из-за скуки. А я постараюсь не дать ему скучать рядом со мной. Потому что мне тоже важны наши отношения. Он важен для меня. Мне с ним хорошо.
С каждым словом Ветров все сильнее и сильнее вжимал свои пальцы в мои плечи. Лёд в глазах сменился пламенем, которое прожигало насквозь, страшило. За последние дни Рома дал понять, что мне следует ожидать от него худшего. Он способен сделать больно. И я ждала боли. И физической, и душевной. И не ошиблась.
Он впечатал меня в стену. Его ладонь сомкнулась на моей шее. Это было грубо, унизительно и страшно. Особенно, когда его кулак шарахнулся в стену в сантиметре от моего уха. Сжалась, но взгляд не отвела. Смотрела прямо, хотела считать степень допустимого для него. Если ли предел такого мерзкого отношения ко мне.
— Хорошо с ним? А со мной было как? Как тебе было, когда я целовал тебя? — и он впился губами в мои губы. Жадно. Грязно. — Ты стонала, Бельчонок, когда я целовал тебя. Ты помнишь?
Его большая ладонь скользнула выше, сжав подбородок и заблокировав голову. Я не могла освободиться, не могла оттолкнуть его. Хоть и прикладывала максимальные усилия.
— Пусти. Немедленно. Мне не нравится, — выкрикивала я между его поцелуями. — Противно.
— Противно! Не нравится! — рычал он мне в губы, врезая кулак в стену на каждом слове.
А потом обмяк, опершись локтями об стену. Соединил наши лбы и закрыл глаза. Мы оба прерывисто дышали. Оба сердца рвались наружу. Мое к нему, а его…
— Нравится по-другому? Как? Как тебе нравится, Бельчонок? Я сделаю. Поцелую так, как ты хочешь.
— Я хочу по-настоящему. Но у нас не получится. Между нами нет ничего настоящего.
— А с ним по-настоящему? Он целует тебя по-настоящему?
— Да.
— Я ненавижу тебя, Богданова! — он открыл глаза и отошел от меня на несколько шагов. Стало пусто, но легко, свободно.
— Ненавидь, Ром! — я даже улыбнулась такому искреннему признанию. — Ненавидь меня. Ненавидь так сильно, чтобы я ощущала твою ненависть на расстоянии, чтобы подойти к тебе боялась…
— Ты лгунья. Лживая стерва. Меня воротит от таких как ты. Потому все твои слова, все поступки — это ложь и показуха. Ты играешь. Играла Шахом, мной. Сейчас играешь Дёмой. Строишь из себя недотрогу, но кочуешь от парня к парню, как шлюха. За месяц трое. И со всеми по-настоящему. Но если бы твои чувства были действительно настоящими, они бы не исчезли за пару дней, ты бы не попросилась в кровать к другому. Может я и мерзавец, но я никогда не говорил иного. Я трахаю телок и не пудрю им мозги чувствами, которых нет. Это может и некрасиво, но честно. Ты же играешь красиво, но лживо и корыстно. Богданова, ты самая настоящая сука, которая стала между родными братьями. Стравила их себе на радость.
На ватных ногах прислонилась к стене. Мозг отключился. Он отказывался переваривать полученную информацию, отказывался найти для меня ответ на вопрос «за что?». Я стояла и просто смотрела на него. Не могла сдвинуться с места. Не могла из себя выдавить ни слова, ни слезинки, ни улыбки. Это больно. Но эта боль уже не острая, а остаточный эффект. Это как при порезе. Когда лезвие ножа рвет кожу, боль резкая, сильная, острая. А потом кровь, но боли нет. Шок. Понимаешь, что потом будет болеть. Понимаешь, что будет шрам. Но прямо сейчас в этот момент боли не чувствуешь. Видишь лужу крови, но не чувствуешь боли. Вот и я сейчас видела его ненависть. Понимала, что завтра мне от его слов будет плохо, обидно, больно. Понимала, что он оставил шрам на всю жизнь. Но прямо сейчас было всё равно.
— Дикарка…
Осторожно поворачиваю голову в сторону, боясь, что мне это послышалось. А потом, как подхваченная потоком попутного ветра, несусь к тому, кто мне сейчас так нужен. Бросаюсь на шею и прошу:
— Дём, поцелуй меня, пожалуйста.
И пока он медлит. Целую сама. Потому что это мне необходимо. Мне нужен он. Нужны его крепкие объятия, тепло и забота. Я слабая и мне нужен надежный мужчина рядом. Мне нужно чувство защищенности.
Глава 12
Демьян
— Дём, поцелуй меня, пожалуйста.
Кольнуло.
Дважды.
Первый раз из-за ее просьбы. Второй — из-за Ромы за ее спиной.
Пока соображал, как отреагировать на эти два факта, она коснулась моих губ.
И все.
Все стало не важно.
Потому что я месяцами хотел этого. Хотел ее губы на своих. А последнее время так вообще изнывал от неимоверного желания окунуться в ее. Хотел большего, чем случайное прикосновение. Хотел держать в объятиях и не отпускать часами. Хотел прямо смотреть в глаза, а не наблюдать из-за угла. Хотел подойти и открыто сказать о своих чувствах, а не пугать ее намеками. Желал, чтобы она приняла меня. Была со мной. Была моей. Пустила меня в своё сердце. Потому что мое сердце — только ее.
Она была так близко, что по телу прокатилась волна приятной истомы. Даже почувствовал слабость в ногах. Разволновался как юнец. Словно целовался впервые. Хотя с любимой впервые. Как только язык ощутил ее вкус, унесло. Разрушились все преграды, которые я ставил себе. Сорвало простыню, которой я прикрывал свои чувства к ней. Это больше мне не нужно. Больше не смогу удержать их в себе. Они затопили меня, и я не хочу выплывать. Хочу тонуть в любви к ней и утащить ее с собой в пучину нежности и страсти, любви и желания. Не отпущу. Или вместе. Или сдохну.
Накрыло неконтролируемым всплеском эйфории. Хотел продлить его. На всю жизнь. На вечность. Обнял и прижал покрепче. Вдавил в себя. Мы одно. Нет и миллиметра между нами. Каждая моя клеточка принадлежит ей. И каждая ее клеточка нужна мне. Захлебнулся в ней. В ее неуверенных касаниях. Это всё твое, Дикарка. Бери… Я готов отдать всё тебе. Всего себя… Тело, губы, язык, сердце, разум. Бери, не отталкивай.
— Дикарка… — выдохнул ее имя как стон.
Она отстранилась, разжала руки на моей шее и соскользнула вниз на пол. Смотрела робко, но прямо в глаза. Такая растерянная, открытая. Вот нет в ней и грамма хитрости и притворства. Всё на лице. В глазах. Читай — не хочу. И сейчас там была просьба: «отреагируй на поцелуй», «отругай меня». И я был решительно настроен выполнить ее просьбу.
— Ты что такое творишь?
— Ты злишься? — поджала губы и схватила край худи. Она всегда так делает, когда волнуется. Маленькая. — Прости…
— Тебе не за что извиняться, глупышка. Я получил то, о чем мечтал несколько месяцев.
Зависла. Округлили глаза. Соображает. Боже, ее реакции бесценны. Как ребенок. И как меня угораздило влюбиться в эту крошку?
— Но ты злишься? — уточняет она.
— Злюсь… — отвечаю я и готов разразиться смехом от ее замешательства. — Дикарка, не делай больше так никогда. Парень первым должен целовать любимую девушку, а не наоборот. Хотя с тобой все не по правилам. Ты особенная. Не такая как все… Дикая…
Не въезжает. По глазам вижу, что не хватает ей информации, чтобы понять всё. Я объясню. Но не сейчас. Сейчас мне нужно что-то другое. Мне нужно убедиться, что всё серьезно, что она не оттолкнёт, а сделает еще один шаг навстречу мне.