Дамское окружение посла ахнуло и нервно заработало веерами. Конфуз, да и только!
Я почти ничего не мог расслышать, что там происходило, тем более что туда было не протолкаться. Я только понял, что их превосходительство умело все перевело в шутку. Бывает, мол. И представил госпожу Делару Амирову господину Майклу Кэрригану, члену совета директоров международного концерна «Галф».
Витя изящно склонил свой хорошо тренированный торс и поцеловал прекрасной даме ручку. Все вокруг невольно замерли, залюбовавшись на эту пару. Даже братья Русые что-то такое почувствовали и на минуту оторвались от закусок, оглядываясь и стараясь понять, что там происходит.
И вот Витя отвел прекрасную госпожу в сторону, дабы объясниться по поводу случившегося, взволнованно поправил бабочку со всем, что туда было встроено, и, обворожительно улыбаясь, рассыпался в комплиментах.
Сама госпожа Амирова, казалось, уже забыла о чудесном освобождении своего возлюбленного, а тем более о своем муже.
Я поискал глазами господина Амирова. Он спокойно разговаривал с кем-то в чалме, похоже, с каким-то индусом, хотя, возможно, это был и пакистанец.
Где же этот чертов Джамиль ибн Фатали, о котором мне непривычно взволнованным голосом говорил Питер? Еще один международный террорист? Тогда зачем ему светиться на приеме во французском посольстве? А дальше терроризма интересы Питера вроде бы не должны простираться.
За Витю я был спокоен. Из госпожи Делары он вытянет все, что ему надо. И даже больше того. Только как бы это «больше того» не повредило делу.
Я почти был уверен, что он исчезнет с ней в самый разгар приема, не поставив меня, своего телохранителя, в известность, и она не сообщит об этом супругу. На ее месте я бы так и сделал.
Между тем следовало бы снова приблизиться к братьям Русым, которые на дипломатическом приеме вели себя так, словно были в каком-нибудь второразрядном баре. Громко говорили, бесцеремонно разглядывали дам и, отталкивая официантов в белых перчатках, сами себе наливали что хотели.
Обращать на себя лишний раз внимание мне не стоило. Нужен был повод. Например, заступиться за даму, которую братья вот-вот начнут лапать. Дело шло к тому. Особенно после того, как младший из братьев демонстративно выбросил соломинку из коктейля и залпом опрокинул в себя содержимое фужера вместе со льдом, который он выплюнул на скатерть.
Их сторонились, но не одергивали.
И тут произошло то, что я называю везением.
— Джамиль! — вдруг заорал младший брат и простер руки к кому-то из присутствующих.
— Ибн Фатали! — поддержал его старший брат Костя и, отталкивая пьющих, бросился на шею к одному из чернобородых гостей.
Гость от объятий не стал уворачиваться. Напротив, ответил тем же. Все говорило о том, что у встретившихся друзей до сих пор существовали общие интересы. Они хлопали друг друга по спине, не обращая внимания на окружающих, как если бы никого, кроме них, на этом приеме не было.
Что у них общего? И почему просьбы Славы Грязнова и Питера Реддвея сошлись на этом Джамиле ибн Фатали?
Это предстояло выяснить... Но как?
Я стал пробираться через толпу к мило беседующей парочке, ставшей главной сенсацией этого вечера, — Вите Солонину и госпоже Амировой, довольно бесцеремонно расталкивая гостей, поскольку нельзя было терять времени.
Мало ли что Витя успеет наговорить ей, пока поймет, что к чему.
Солонин холодно посмотрел на меня. Кажется, я ему помешал. А судя по отсутствующему взгляду прекрасной госпожи, который она отвела в сторону, они уже о чем-то договорились.
— Одну минуту, — сказал он ей по-английски, — мой секретарь и здесь не дает мне покоя. В чем дело, Фернан?
— Я вам не помешаю? — спросила она с чарующей улыбкой почему-то Витю, хотя мешала мне.
— Вы очень не вовремя, — сказал Витя с досадой, когда мы отошли в сторону.
Причем сказал достаточно громко, так что кое-кто из гостей удивленно на нас посмотрел.
— Витя, дело прежде всего, — напомнил я.
— Вы понимаете, что я с ней почти обо всем договорился? — спросил он.
— О чем? — хмыкнул я. — И это в то самое время...
— Что случилось? — спросил он. — Только короче.
Я смотрел на него .во все глаза. И это мой лучший ученик покрикивает на меня? Делает при всех замечания? А я не могу поставить его на место...
— Они здесь, — сказал я.
— Кто — они? — спросил он. — И что значит — здесь? И почему таким тоном?
Теперь он говорил по-английски, и на нас перестали озираться.