А утром она не могла ничего вспомнить. В четыре часа она просыпалась в холодном поту, едва живая от страха.
Келли считала, что кошмары вернулись из-за стрессового состояния, которое она испытывает, играя в игру Мэтта. Ей давно уже не приходилось иметь дело с чем-то иным, кроме работы и ухода за домом. Поэтому участие в представлении для многочисленных зрителей подрывает ее силы.
Но порой она думала: зачем обманывать саму себя? Все ее беды оттого, что она влюбилась. И теперь уже не сможет безболезненно порвать с Мэттом. Мэтт зажег ее — и физически, и эмоционально. Он вернул ей вкус к жизни: ведь, обороняя свою независимость, она словно замуровала себя. А он пробудил в ней эмоции, которых она прежде не знала, — разнообразные и пугающе сильные. Келли была счастлива добрым отношением к ней многих щедрых и приятных людей, но Мэтт оказался ей дороже всех. Чувства переполняли ее — так, как никогда прежде. Она боялась, что может не совладать со своими чувствами к Мэтту — и потерять его. А значит, потерять себя.
В последний, четырнадцатый день с Мэттом стояла ясная, «футбольная» погода. Такие дни хорошо проводить на природе, особенно в горах, где осень сказочными красками вспыхивает на фоне лазурного неба.
Келли взглянула на роскошь красок за окном. Над горизонтом плыло огромное белоснежное ватное облако. Вспомнила о неотвратимости вечера: Мэтт сказал, что они пообедают в Вест-Энде, а вечер проведут в одном из аристократических домов, где собираются сливки местного общества. Мероприятие задумывалось как очередной спектакль для восторженных поклонников. Келли должна надеть изумруды и шелковое платье, которые Мэтт купил для нее.
Келли подошла еще раз полюбоваться драгоценностями — она любовалась ими всю неделю, считая их символом стоящей перед нею дилеммы: подходит для нее этот блеск или нет?
Камни были простой огранки, как и те, что принадлежали Мередит. В серьгах квадратный изумруд обрамляли мелкие бриллианты, а в середине золотого ожерелья мерцал такой же по размеру камень насыщенного зеленого цвета, скреплявший собою две цепочки с бриллиантиками. Обладание такими сокровищами льстило Келли, это было сверх того, о чем она могла мечтать.
Рассматривая украшения, пылающие на черном бархате футляра, Келли не смогла больше удержать слез. Они упали на драгоценности, подобно дождю, орошающему экзотические цветы.
Мэтт ждет от нее продолжения отношений, начавшихся всего две недели назад. И Келли вновь придется донести до его сознания бремя ее ночных кошмаров и лет, прожитых с чувством вины за гибель близких. Ей придется дать ему понять, что изумруды — королевский подарок, они просто-напросто не вписываются в ту жизнь, которой она живет. Слишком они ценны, и слишком страшно носить их, зная, что не заслуживаешь.
Она решительно захлопнула футляр. Пора было начинать уборку. В последние две недели Келли не имела такой возможности, и сегодня ей было просто необходимо поработать физически и отключиться от грустных дум. Келли вытерла слезы тыльной стороной ладони и взялась за тряпку. Ее шаги гулко разносились по дому.
Часом позже, когда она натерла пол в кухне до ярчайшего блеска, зазвенел дверной звонок. Однако она никак не отреагировала на него: сегодня ей не хотелось никого видеть. Глаза ее опухли от слез, и она чувствовала себя совершенно разбитой.
Когда позвонили еще раз, Келли вытащила стеклоочиститель и взялась за зеркало в холле — большое, в золоченой раме. Она нашла его на одной из распродаж и отдала за него тридцать долларов. Сегодня в нем отражалась хмурая женщина с небрежно убранными под цветной платок волосами. А темные круги под глазами говорили о том, что этой ночью Келли опять плохо спала.
Когда она отполировала зеркало, за дверью послышалось царапанье. Вероятно, Фриц, подумала она и пошла в кухню. Часы уже пробили полдень. Время летит, если ты чем-нибудь занят. Она кисло посмеялась над собой, чувствуя, что к горлу снова подкатывают рыдания. Одной рукой закрывая баллончик со стеклоочистителем, а другой приоткрывая дверь черного хода, она пробормотала:
— Заходи, Фриц. Все, на что ты можешь рассчитывать сегодня, — это ланч. Я отвратительная хозяйка: куда запропастилась мебельная полироль?
Келли села на корточки, роясь среди аэрозольных баллончиков и бумажных сумок в чулане.
— Я не Фриц, но могу ли и я рассчитывать на ланч?
Келли оторопела. Она даже забыла подняться на ноги и выйти из чулана. Она плюхнулась на пол, стукнувшись затылком о дверь. Над ней возвышался улыбающийся Мэтт. Он был в джинсах и куртке и выглядел так, словно вернулся из путешествия в горы, о котором она только что мечтала.
Келли запрокинула голову назад, разглядывая его лицо.
— Мэтт, думаю, я должна тебя разочаровать: еще слишком рано ехать на обед, к тому же ты одет неподходяще для аристократического салона, где нас сегодня ждут.
— Зато все подходит для прогулки верхом, — самоуверенно улыбнулся он, и сердце Келли забилось сильнее, однако она не двинулась с места.
— У меня уборка.
Мэтт мельком огляделся:
— Здесь чисто, как в операционной. Поехали со мной!
Келли поднялась, положила тряпку на место и лишь тогда посмотрела на Мэтта.
— У меня не то настроение. Сегодня первый день за две недели, когда репортеры не суются в мои дела, и я могу отдохнуть. К тому же я снова не спала ночь.
— Нет проблем, — ответил он с энтузиазмом, а глаза его расплавились от нежности при ее последних словах. — Это я все уладил с прессой. И, думаю, заслужил пикник с шампанским.
Он не понимал, а она не умела объяснить ему. Солнце согревало его кожу и золотило волосы, а слабый аромат лосьона после бритья смешивался с запахом леса и осеннего воздуха. Она не могла собраться с мыслями и решить, что ей делать: выпроводить его или попросить остаться. Келли нужна была передышка, чтобы ослабить чудовищное напряжение, вызванное его вторжением в ее жизнь.
— Не могу. — Она отвернулась, ища, чем бы занять свое внимание, и не нашла ничего. — Мэтт, я не в форме. Я не могу выйти из дому в таком виде.
— Пошли, — настаивал он, беря ее за руку и подводя к двери. — Лошади не могут ждать столько же, сколько я.
Напротив выхода из дома стоял лимузин. Прежде чем Келли успела возразить, Мэтт втолкнул ее на заднее сиденье, и шофер тронул машину с места.
— Разве тебе не говорили, что прессу легче одурачить, если не демонстрировать наших отношений? — успокоившись, поддела она Мэтта.
— Я умыкнул тебя — вот им и развлечение. Его голос прозвучал неожиданно твердо, и она поняла, что он стремится казаться сильным, но это ему удается с трудом. И впервые за все время увидела в его глазах тревогу, отозвавшуюся в ней, как ее собственная. Ей так хотелось обнять его и взять на себя его горе! Но вместо этого она спросила:
— Может, скажешь, почему ты вернулся к образу похитителя?
Мэтт посмотрел на бескрайнее небо, а не на нее:
— Импульс чистой воды, ты же знаешь, что мне так нравится.
— Не правда. У тебя что-то случилось. Что-то, кроме связи с полусумасшедшей медсестрой. Келли ждала, но ответа не получала.
— Мэтт!
Он наконец взглянул на нее и заставил себя улыбнуться:
— Почему мне пришлось похищать тебя? Ты, видимо, единственный человек в округе, которому можно все рассказать.
— В таком случае тебе нужны иные друзья. Откажись от тех, кто тебя окружает.
Он откинулся на сиденье, по-свойски держа руку на ее плечах.
— У меня неприятности. Моя карьера под угрозой. Я провел у телефона все утро, пытаясь найти выход из безвыходной ситуации. Моей матери сказали, что ей придется сделать операцию, и мне нужно быть с ней.
— Так неужели тебя не отпустят? Он покачал головой, и Келли увидела в его глазах тщательно скрываемый страх.
— Контракт — это железные тиски. Утром я должен улететь на съемки в Арктику. А мама ложится на обследование в понедельник утром. У нее опухоль, в легком.
Келли взяла его руку и крепко сжала. А потом поймала его взгляд. Как он когда-то принял на себя ее боль, так хотела сделать и она. Мэтт наконец позволил ей увидеть, что он тоже уязвим.