— Кроме того, я нашел в твоей книжке телефон Мисси, и она подтвердила мои предположения. Не мог же я читать кулинарные книги, ожидая, пока ты проснешься!
Келли не помнила, было ли в ее жизни что-нибудь лучше сегодняшнего вечера. Пиво подали к закускам, белое вино — под курицу и красное — к мясу. Наконец все коробочки опустели, а скрипач начал исполнять свой репертуар по второму кругу. Мэтт налил по бокалу сливового ликера и увлек Келли на прогулку.
Ночь стояла тихая. Огни с улицы пробивались сквозь листву, обозначая дорожку. Келли шла рука об руку с Мэттом, стараясь не смотреть на массивный лимузин, следовавший за ними вдоль улицы.
— Я рад, что мы никуда не пошли сегодня вечером, — признался Мэтт, посматривая на Келли. — Не хочу делить тебя ни с кем.
— Ты просто захотел пива и свинины по-китайски, — улыбнулась Келли, из-за приближающегося отъезда Мэтта остро чувствуя, как близки они. Точно родные люди.
Он покачал головой. И ответил серьезно:
— Я хочу быть с тобой без посторонних. Ты сегодня прекрасна, Келли. Остановившись под густым деревом, он привлек ее к себе. — Знаешь, на что похожи огоньки в твоих глазах? На солнце в озере. Это как голубой огонь. Я запомню его.
— Не говори так. — Келли захотелось плакать. — Я считаю часы до твоего отъезда, а они бегут так быстро! Не напоминай лишний раз.
Она не могла не смотреть на него. Сердце подкатилось к горлу, а дыхание стало неровным. Она хотела сказать ему о том, как сильно любит его.
— Может быть, мне стоило подарить тебе сапфиры вместо изумрудов? После всего, что выпало на твою долю. — размышлял он вслух, пробуя на ощупь мягкость ее волос. Келли покачала головой:
— Слишком поздно. У тебя не осталось времени для столь дорогих подарков.
Он не шелохнулся. Его глаза прятались в тени, а улыбка выявила глубокие складки на щеках.
— Ну что же, придумаю что-нибудь другое. И, прежде чем Келли успела ответить, Мэтт нагнулся поцеловать ее. Его рука по-прежнему лежала в ее волосах. Пламя пробежало по жилам, и Келли потянулась к Мэтту. Она закрыла глаза и опустила руки на его плечи — те самые вожделенные широкие плечи. Ее тело прижалось к его мускулистому телу. Она не помнила ничего слаще этого прикосновения. А он смаковал ее, будто дорогое вино. Танец его языка по ее языку посылал ей огонь желания. Келли хотела целиком слиться с ним, мечтая продлить эту изумительную общность.
Мэтт поднял голову. Его глаза потемнели от страсти.
— Пойдем назад, Келли.
Когда они вошли в дом, официантов уже не было. Келли ожидала увидеть беспорядок, однако все следы импровизированного обеда исчезли. В ее доме царила абсолютная чистота. Наступило время прощания.
Мэтт повернулся к Келли и обнял ее. Она увидела в его глазах любовь и горечь. Взгляд любящего мужчины, вынужденного уезжать.
— Дай мне знать, чем закончится обследование твоей мамы, — проговорила Келли сдавленным голосом.
Мэтт кивнул:
— До января.
Едва дыша от боли разлуки, Келли кивнула в ответ:
— Береги себя.
— Я вернусь с сапфирами, — просто сказал он.
И очень нежно поцеловал ее. Его губы целовали ее с прощальной лаской, а руки бережно держали ее лицо. Келли чувствовала, что он собирает губами ее слезы.
Она длила, сколько могла, его поцелуй. Но вот он оторвался от нее и пошел к двери. Она стояла и молча смотрела на крутизну его плеч, а из груди рвался крик: «Останься!»
Он открыл дверь, держа в руке пиджак. Его глаза невероятного цвета морской волны отражали внутреннюю борьбу. Вот его рука застыла на дверной ручке, он остановился. У Келли сердце выпрыгнуло из груди.
— Черт возьми! — воскликнул Мэтт и, обернувшись, с вожделением поймал на себе взгляд Келли. Она знала, что у нее не осталось выбора. Простерла к нему руки, и он бросился к ней. Келли задыхалась от настойчивости его объятий, в ней будто плотина прорвалась.
Келли прижалась к нему, боясь, что он уйдет. Его губы встретились с огнем ее губ. Его язык искал ее язык. Его рот неистово целовал ее лицо, руки скользили по телу, а потом впились в тонкую ткань платья. Она чувствовала его кожей, как клеймо, словно одежда не была для нее защитой. Ее трясла лихорадка, она воспламенилась, точно в затухающий костер бросили новый хворост. Мэтт своей лаской возродил ее к прекрасной жизни — жизни более яркой, чем та, которую она знала. Казалось, в затемненной комнате засияли огни. Вместе с ветром в дом ворвалась музыка. Одеколон Мэтта действовал на нее как сладкая отрава, его прикосновения вызывали невыносимо сладостную истому. Улучив момент, он обнял ее еще крепче, и мир обрушился. Она утонула в вихре наслаждения.
Его руки гладили ее тело, поцелуи требовали ее. Он ласкал губами ее уши и шею, приникая к пульсирующей на горле жилке. Келли выгнулась к нему, изумруды сверкнули.
Он развязал ее пояс, и платье заколыхалось. В ответ она расстегнула его рубашку и прижалась к его груди лицом. Ее пальцы тормошили курчавые волоски, щекотавшие ей щеку. Келли не могла дышать — как будто очутилась под водой.
Мэтт снова поцеловал ее в губы и, двинувшись дальше, куснул за мочку уха. Келли почувствовала, что он весь горит. У нее появилось ощущение, что она начинает плавиться. Дыхание становилось прерывистым. Пульс Мэтта оглушал ее. Его руки спустили с ее плеч платье, оно соскользнуло и облаком легло у ног.
Внезапно Мэтт отшатнулся, отрывая ее от себя, словно пытаясь удостовериться в том, что делает. Его глаза были опустошены эмоциями, которые раздирали его.
— Келли, я…
— Мэтт, — твердо ответила она, положив руки ему на грудь. Ее глаза выражали полную покорность ему. — Не говори больше ничего.
Мэтт послушался, поднял ее на руки и понес наверх, безо всяких усилий. Там он положил Келли на огромную кровать под балдахином и нежно-нежно раздел, оставив лишь драгоценности. Затем сбросил одежду с себя.
Келли с трудом сдерживалась. Он был так красив — сильное, стройное и здоровое тело, плоский живот и узкие бедра. Когда Мэтт лег рядом, Келли обвила руками его маленькие твердые ягодицы и плотно прижала к себе.
Мэтт вернул ее к жизни, ее чувства росли и крепли, точно бурная симфония. Его потрясающие глаза повернули время вспять и снова вызвали в ней огонь. Склонившись над нею, длинными красивыми пальцами он обвел ее груди, а потом взял их в руки. Шершавая кожа его пальцев возбудила соски. Они сделались тугими, как почки. И по мере того, как руки его опускались все ниже — от округлого холмика живота до теплых сильных чресл, — он нагибался, чтобы наконец попробовать на вкус груди, уже воспламененные его лаской.
Келли стонала, закрыв глаза. Ее руки гладили мускулы его спины и ягодиц. Она не слышала боя часов внизу в холле, не чувствовала ветра, обвевающего ее волосы и приятно холодящего влажные щеки и шею. Она не ощущала ничего, кроме прикосновений Мэтта. Она впитывала его шепот, а поцелуи пьянили ее.
Тем временем сильные пальцы нашли горящий вулкан, который ждал их. Мир стал пурпурным, пульсирующим — в такт ритмичному движению бедер Келли. Мэтт прижал свои губы к ее рту, чтобы погасить вскрикивания. Его язык повторял огненный танец его пальцев. Келли изогнулась, напрягшись, отталкивая его и снова привлекая к себе в невыносимом экстазе.
Но когда она почувствовала, что не может больше, пальцы исчезли. Ее слезы блестели в темных волосах, спутавшихся на подушке. Глаза Келли были расширены и полны желания. Мэтт накрыл ее глаза своими — яркими, цвета моря, подобными драгоценным камням. Его влажный лоб блестел, и Келли захотелось лизнуть его. Она хотела поглотить его всего…
Но вот Мэтт слился с нею, и в ней взорвался ослепительный свет.
Она притягивала его к себе, двигаясь в убыстряющемся ритме к чудесной вершине, которой не знала прежде. Его стон отозвался в ней эхом и оставил в ней его силу. Когда Мэтт уронил голову, его грудь еще вздымалась. Она убаюкала эту прекрасную голову и омыла новыми слезами. Ее обессиленное тело сладостно пылало. Ветер нашел их снова и охладил горячие лица. Келли ни о чем не могла думать — лишь о редкостном наслаждении, которое только что испытала.