Она воззрилась на него, ошеломленная:
— Ты же обещал!
Мэтт передернул плечами, и нерешительная улыбка тронула его лицо:
— Считай, что я не сдержал обещания. Потому что слишком люблю тебя. Вот увидишь, все закончится тем, что ты выйдешь за меня.
Утром Мэтт нанял вертолет и вместе с Келли отправился в Лахайну, где заказал для нее комнату. В Сент-Луис можно было вылететь лишь на следующий день.
Мэтт чрезвычайно Прилежно исполнял собственные обещания. Во время короткого полета он пробовал убедить ее доводами разума, а в отеле пытался соблазнить экстравагантными планами, потом решил устыдить, заявив, что его мать никогда не простит Келли дезертирства из ее семьи перед Рождеством. А уходя, чтобы забрать ее вещи из своего дома, предупредил, что тотчас вернется.
Когда Мэтт возвратился, Келли молча сидела на веранде, взирая на бесконечную игру прибоя. Она с трудом отвела взгляд от этого зрелища и не ответила Мэтту на новые упреки, которые он передал ей от своих родных и Мисси. Наконец он подошел и встал у нее за спиной. Келли чуть-чуть приподняла голову, храня молчание.
— Я не собираюсь оставлять тебя одну, — проговорил он. — Но я хочу, чтобы ты подумала кое о чем. Если ты выйдешь замуж за кого-нибудь типа Рича, ты ничем не рискнешь, поскольку не любишь его. Но спроси себя, прежде чем принять подобное решение: стоит ли безопасность всей жизни такой цены? Думаю, так ты погибнешь скорее. Даже если ты станешь моей женой и потеряешь меня, как Майкла, тебе не станет хуже, чем раньше.
Мэтт не видел слез, которые снова полились по щекам Келли. Глядя на океан, она пожала плечами:
— Я не хочу больше рисковать. Повисла долгая пауза.
— Завтра я приеду и отвезу тебя в аэропорт. Келли больше не могла скрывать своих слез:
— Лучше не надо. Не попрощавшись, он ушел. Часом позже зазвонил телефон. Подходя к нему, Келли точно знала, кто звонит.
— И о чем ты только думаешь?! Что ты вытворяешь?! Придется одолжить тебе несколько извилин! Я не видела ничего глупее! Боже, Келли, этот человек хочет спасти твою жизнь!
Келли ответила, с огромным усилием:
— Мисси, заткнись. Я сделала то, что считаю нужным. А ты оставайся здесь до конца отпуска.
— Конечно же, останусь!.. Малышка, ты говоришь что-то чудовищное. Может, мне сейчас приехать к тебе? Вместе сходим на какой-нибудь старый фильм… или что-нибудь в этом роде.
— Нет, — вздохнула Келли. Ей было тяжело даже дышать. — Я предпочитаю побыть одна, Мисси. Спасибо. Увидимся дома.
— Хорошо, но я еще…
— Пока, Мисси.
Келли повесила трубку. Надо попросить телефонистку отменять все звонки. Смысл происходящего постепенно просачивался в нее, подобно отвратительной гнилой жиже. Она потеряла последний в своей жизни шанс. И понимала это. Она слишком боялась, что ночной кошмар станет явью.
Теперь Келли ясно увидела, что ее ждет. Она вернется домой, чтобы проводить годы в сером однообразии, делая жизнь своего спутника такой же несчастной, как ее собственная. А когда у них появятся дети, она перенесет на них ту апатию и страх за жизнь, жертвой которого стала сама. А потом возненавидит себя так же, как и их. За выбор, который сделала в номере этого отеля.
Она посмотрела на телефон. Дыхание стало учащенным. Рыдания, которые уже измучили ее, снова сдавили горло. Неимоверное напряжение, ужас и боль от того, что она натворила, раздирали ее на части. И она взорвалась, точно паровой котел, не выдержавший накала.
Сама не зная зачем, она схватила телефон. Рванула за шнур, выдернула из розетки, а затем отбросила его от себя. Телефон ударился о стену, жалобно затренькал и упал на мягкий ковер. Келли оглянулась. Потребность крушить не угасла — скорее, наоборот. Несколько книг и пластмассовый кувшин для воды обычный набор любого отеля — постигла участь телефона. Келли швыряла все, что попадалось ей под руку, до тех пор, пока не задохнулась.
Стакан оказался последним. Он ударился о стену и взрывом осколков привел Келли в чувство. Кучка разбитых и поломанных вещей валялась на полу, словно после урагана. В изумлении Келли уставилась на дело своих рук. Рыдания все еще сотрясали ее тело, но гнев прошел.
Так она стояла долго, успокаивая сердце и дыхание, потом снова вышла на веранду и села.
Закатное солнце начало погружаться в океан. Облака протянулись вдоль горизонта, точно транспаранты, окрашенные затухающим огнем. Океан пылал и блестел, отражая коралловое, затем малиновое и, наконец, багряное небо. Казалось, на свете нет ничего прекрасней заката. Он манил к себе умиротворяющими оттенками сумерек и, околдовав, уже не отпускал.
Келли сидела тихо, не замечая всей этой красоты. Образы прошедшего дня проносились в ее памяти: прикосновения Мэтта, морщинки в уголках его глаз, мальчишеская улыбка… Он разбудил в Келли такую жажду жизни, о которой она даже не подозревала, словно до встречи с Мэттом она лишь функционировала, а не жила. Ее мир был черно-белым, пока Мэтт не ворвался в него со своей цветной кинокамерой. И теперь, когда он ушел, жизнь потеряла всякий смысл.
Но она так отчетливо видела его лицо на жестком столе! Боль при этом воспоминании опять пронзила ее. Келли не преувеличивала своего страха: она действительно сомневалась в том, что сможет пережить потерю Мэтта. Лучше оставить его сейчас, пока она в состоянии сделать это. Она уйдет от него и опять станет жить в черно-белом мире…
Всю ночь Келли просидела на веранде, не слыша ночного буйства прибоя и стрекота цикад, не видя луны, высвечивающей дорожку на черной поверхности океана. Келли устала так долго сидеть на одном месте, но у нее не хватало сил встать и добраться до постели, и она сидела не шевелясь. Ее сухие глаза горели, а пустота внутри ширилась и раздирала ей грудь.
Когда все стихло, Келли задремала. На предрассветном небе, усыпанном звездами, светила луна.
Боль и тоска от принятого решения ничуть не прошли.
В шесть часов портье постучал в дверь — сказать Келли о том, что ее телефон не работает. Он заметил разгром в комнате и смертную скорбь в глазах Келли, но не подал виду, просто вручил заказанный для нее авиабилет и стал приводить номер в порядок. Келли воззрилась на него так, будто он говорил на незнакомом ей языке, и отошла в сторону, когда он выносил ее чемодан и сумку.
Келли села в такси и всю дорогу до аэропорта молчала. Там она вздремнула в зале ожидания, а потом направилась к самолету. Слушала инструктаж и благодарила стюардессу, а ее глаза все искали того, кто обещал прийти.
Но его не было. Не было ни белой лошади, ни духового оркестра, ни закрытой в последнюю минуту ограды летного поля — ничего. С нарастающим отчаянием Келли поднималась по трапу. Отсутствие Мэтта стало последним актом ее драмы. А когда закрылись двери и самолет начал выруливать на взлетную полосу, она наконец призналась самой себе: вопреки всему она надеялась, что Мэтт не отпустит ее, заслонит от всего, что ей грозит. Как Ланселот, в последний миг спасший Гвиневеру[4] от смерти. Но Мэтт не пришел, и Келли оставалось принять последствия своего решения.
В Сент-Луисе лежал снег. Повсюду чувствовалось веселое предвкушение зимнего праздника — Рождества. Келли была не в силах это вынести. Окружающее веселье казалось ей фальшивым, и хотелось кричать. Пустой дом, которого она боялась, отныне единственное ее убежище. Она слишком устала в дороге и была в каком-то оцепенении.
Ее встретили холодные комнаты, а обстановка показалась совсем чужой. Войдя, Келли забыла включить свет и села на кушетку — ждать появления солнца на зимнем небе. Боже, думала она, закрыв глаза, разве я так сходила с ума, потеряв Майкла? Разве я чувствовала подобную пустоту?
Потом она снова встала на ноги — она не могла оставаться здесь. Глухое молчание дома душило ее, хотя воздух все еще сохранял запах Мэтта. Может, пойти на работу и посмотреть, как там дела? Спросить, не нужна ли ее помощь? Да, правильно. Они не станут любопытствовать, почему Келли вышла на неделю раньше. Она просто скажет, что у нее аллергия на кокосовые орехи и на Гавайях она все время чихала.