В этот момент произошло сразу три внеплановых события. Во-первых, Петрович дернулся от резанувшего по глазам света и толкнул горку с шампанским: бутылки поехали и накрыли бородатого бугая с обрезом. Во-вторых, Людмила цапнула его за ладонь, вырвалась и побежала вглубь магазина. А в-третьих, девушка у холодильника резко швырнула в вооруженных людей сначала одну, а затем и вторую банку. Один фонарь погас, а второй осветил потолок и замер — девушка бросала прицельно по фонарям. Волна кислого пивного запаха разлилась по магазину вместе с гулом беспорядочной стрельбы.
Судя по хаотичной пальбе во всех направлениях, организованные люди были готовы не ко всему. Ни к следующей прицельной порции банок с пивом, ни к контрольному добиванию шампанским от Петровича. Драка слегка затянулась, последнего из выживальщиков удалось взять в клещи уже возле кассы. Шмакодявка удачно попала ему в затылок очередной банкой пива, а потом, пока он возил ее по полу, подоспел Петрович и успокоил бедолагу подвернувшимся под руку велосипедом. Успокоенный забавно хрюкнул, выпустил горло шмакодявки и завалился на бок.
— Это я потому раньше злой был, что у меня велосипеда не было! — язвительно сообщил Петрович бесчувственному телу на полу и откатил поскрипывающий погнутым ободом велосипед в сторону.
Шмакодявка закинула спутанные волосы за плечи, молча кивнула, выкатила свою тележку из глубины алкомаркета, закинула туда упаковку батареек с кассы и ушла, не оглядываясь.
Спустя десять минут поисков по темным закоулкам алкомаркета, Петрович отыскал Людмилу. Она сидела в углу и, судя по полупустой бутылке виски в руках, успокаивала расшалившиеся нервы.
Они загрузили помятых выживальщиков в тележки и, сложив их многочисленное оружие и амуницию на полу, выкатили бедолаг на белый свет по грузовому пандусу.
— Думаю, тут мы и окопаемся, — сказал Петрович и опустил железные решетки на двери магазина.
Полковник
«Трудно представить, как сложно окружить целый город. Не в военном смысле, а буквально. Чтобы никто выбраться не мог. Сколько нужно километров колючей проволоки, сколько тысяч бетонных или деревянных столбов, к которым она будет крепиться. Но это как раз можно посчитать…»
Примерно такие мысли лениво текли в голове Дмитрия Кирилловича, пока он и его группа разведки лежали на койках, морщась от бесчисленных уколов. Медики пытались максимально защитить команду неизвестно чем от неизвестно чего.
«А что насчет непрерывного наблюдения и ликвидации попыток прорыва со стороны окруженной территории? А что насчет возможных друзей или родственников снаружи и внутри периметра? И что там вообще происходило за эти полгода?» — продолжал лениво перебирать идеи полковник, проверяя заполнение разгрузки. Они медленно проходили колонной по два через буферную зону. Рядом с ним на ходу выщелкивал патроны из обоймы его зам — майор Гоблин.
Сразу за вычищенной полосой земли и двумя рядами колючей проволоки начинались облупленные двухэтажки сталинской застройки. Группа привычно продвигалась вперед короткими перебежками. Дмитрий Кириллович уперся спиной в облезлую штукатурку, поперек которой краской было выведено «Цой жив!», хмыкнул, пробормотал «Да и нам дай Бог» и дал команду на продвижение следующей двойке.
Линия сопротивления
Полковник
Больше всего удивляла абсолютная пустота на улице. Ну, разумеется, невозможно было не услышать теле-радио сообщения и объявления по, как ни странно, работающим громкоговорителям гражданской обороны. Но кто в здравом уме мог предположить, что не половина, не большая часть населения, а абсолютно все последуют призыву оставаться дома и сидеть на воде и черством хлебе на протяжении многих месяцев?
Голуби сорвались с серой крыши старой пятиэтажки, когда, натужно скрипнув пружиной, распахнулась дверь второго подъезда. Она открылась на две трети и замерла в этом положении. Спустя почти минуту через дверь скользнула невзрачная тень. Внимательный наблюдатель смог бы заметить вытертый армейский костюм. Нет, не современный камуфляж, а уже изрядно устаревшую «песчанку», слегка поношенные берцы, серо-зелёный рюкзак. На левом бедре этот наблюдатель смог бы увидеть рифленую ручку большого тесака, на правом узкий длинный стилет. С пояса свисала кобура, явно не пустая, из-за плеча выглядывал полированный деревянный приклад обреза. Наблюдатель вряд ли заметил бы десяток вставленных в пояс заточек и уж точно не понял бы, что в берцах нашиты ножны с короткими иглоподобными ножами. Ну и совсем уж некоторые наблюдатели узнали бы в этой фигуре Мию.