Рация коротко зашипела и заговорила хриплым мужским голосом.
— Гоблин! Гоблин? … — шипение. — Твою мать. Слушай ты, кто бы ты ни был. Если ты сейчас слушаешь меня, не вздумай трогать хозяина рации. Если ты хоть пальцем его тронешь, достану из под земли и намотаю …
Людмила поначалу вздрагивала от каждого злого выкрика из рации, а потом брезгливо извлекла ее двумя пальцами из-за пояса мужчины и бросила в стоящее рядом ведро с водой. Аппарат булькнул и замолчал.
Полковник и Мия
Полковник дёрнул за «поводок» присевшую на тротуар девушку так, что та подскочила, вскрикнув, когда веревка натянула путы за спиной. Дмитрий Кириллович поморщился.
— Прости, но давай быстрее.
Мия кивнула и прибавила шагу. Откуда было знать полковнику, что своим рывком он едва не выбил из рук девушки тонкое лезвие, которым она потихоньку перерезала свои путы.
Тишина стала ощутимо давить на нервы. Такая тишина неизвестна обычному городскому жителю. Тихо так, будто уши забиты мягкой ватой, нет никаких фоновых звуков: лёгкого гудения электрощитка, шелестения воды по трубам, гула автомобилей за 2-3 улицы. Но такую тишину редко можно услышать и в деревне. Не щебечут птицы, не возится скотина в сарае во дворе. Мёртвая тишина, тяжёлая, давящая. Дмитрий Кириллович потер виски и перешел на лёгкий бег, сзади едва слышно сопела пленница. Проулок, ещё проулок, поворот. Вот она, эта нелепая крепость. Ветер пронес мимо драный пакет, прошуршал им по кирпичной стене, подбросил, словно разыгравшийся щенок, и увлек за угол.
Дмитрий Кириллович усадил девушку на асфальт, закинул веревку на чугунную ограду вокруг палисадника, подтянул так, чтобы она не могла достать узел руками.
— Сиди тихо, и не высовывайся, зашибет ненароком, — пробормотал он и скользнул вдоль стены к центральному входу алкомаркета. Стальные ворота, срезанные с какого-то гаража, смотрелись нелепо на украшенной баннерами стене магазина, но это была страшная, злая нелепость. Что-то вроде клоуна из недавно просмотренного фильма «Оно».
«Если бы это был фильм, — подумал полковник, — то самое время было бы включить тревожную музыку. А может даже и леденящую мелодию скрипки...».
Но музыка не началась, даже после того как Дмитрий Кириллович закрепил на петлях ворот небольшие пластинки со взрывчаткой. Не зазвучала и тогда, когда он разместил взрыватели и вернулся за угол к Мие. Ну а после взрыва, когда сорванные петли перестали держать толстые стальные воротины, и они упали на тротуарную плитку с таким хлопком, что в соседнем доме осыпалось несколько разбитых, но еще держащихся стекол, музыку и вовсе было бы не услышать.
Высокая нота, свистящая в ушах еще не успела растаять, когда полковник влетел в раскрытое тёмное и пыльное нутро магазина. Тихо, конечно, не вышло. Под ногами сразу заскрипело бетонное крошево. К его сухому скрипу через секунду присоединился хруст битого стекла. Однако обороняться никто и не планировал. Полковнику хватило минуты, чтобы обойти дугой магазинные стойки. В алкомаркете никого не было, кроме двух связанных фигур корчившихся на матах в центре магазина в явных попытках освободиться. Третья фигура, зажав ладонями уши, лежала рядом, но ничего не предпринимала.
Полковник подошел и первым делом проверил пульс у Гоблина, выдохнул — майор был жив. Потом рывком перевернул женщину, зажимащую уши. Та испуганно открыла глаза и начала пятиться на четвереньках, лепеча:
— Пресвятые угодники, молите Бога о нас…
— Успокойтесь, женщина, — тихо проговорил Дмитрий Кириллович. — Что тут произошло?
Но женщина продолжала пятиться, полковник плюнул и повернулся к майору. Выдернул из его рта кляп, а потом достал нож. Увидев блеснувшее лезвие, женщина тихо заскулила и начала отползать быстрее.
— Да тише Вы, я просто веревки срежу.
Он всё-таки успел среагировать на мелькнувшую тень и резко повернулся, вскидывая пистолет. Полковник успел заметить худенькую фигурку Мии, но в этот момент полулитровая пивная банка попала ему в лоб, сбивая с ног. А внезапно переставшая скулить и пятиться женщина выхватила квадратную бутыль и с размаху припечатала его голову к мату.