— Не смею праздной болтовней отнимать драгоценное время нашего угрозыска. — Майор выдавил суррогат улыбки. — Вы все же обдумайте на досуге мою версию, Андрей Владимирович.
— Досуг нам только снится, — отшутился Андрей.
Когда за майором захлопнулась дверь, Лукьянченко недоуменно взглянул на Кондрашова:
— Что с ним, товарищ капитан?
— Ничего. Естественная реакция человека, попавшего в чертовски неприятное положение, — неохотно ответил Андрей. — У тебя вопрос?
— Нет. Хотел отчитаться о проделанной работе.
— По квартирным кражам?
— По кооперативу «Портретист», — ничем не выдал удивления лейтенант.
— А-а, — протянул Андрей, вспомнив, что на прошлой неделе поручал Лукьянченко исподволь заняться кооперативом.—Так что там у нас?
— У них, — озорно блеснув чуть раскосыми карими глазами, поправил начальника Николай. — В «Портретисте» все покрыто мраком секретности. Можно подумать, что они опасаются посягательств со стороны конкурирующих фирм на технологию изготовления черно-белых и цветных фотопортретов форматом восемнадцать на двадцать четыре. — Лейтенант саркастически улыбнулся. — Но я вышел на одного мужичка, который посвятил-таки меня в тайны Бургундского двора.
— Что за мужичок? — в голосе Кондрашова прозвучало едва заметное любопытство и в то же время некоторая отчужденность.
— О, это яркая индивидуальность, — живо откликнулся Лукьянченко. — Тощий, как вешалка, неопределенного возраста, с длинными отвислыми усами, орлиным носом, горящими черными глазами и трехдневной щетиной на бледном лице. Любитель поговорить за парой кружек пива о духовной нищете общества и полном забвении культурного наследия. Отец трех детей от двух жен. В недалеком прошлом — оперный певец, тенор, а ныне — безработный фотограф, уволенный из «Портретиста». Зовут его — Александр Маркович Старобинский. — Прервав поток красноречия, лейтенант взглянул на Кондрашова, но тот продолжал хранить молчание. — В кооператив он устроился в апреле этого года и продержался там ровно месяц — до первой реализации, после чего Геннадий Арнольдович указал ему на дверь.
— И где ты выудил эти сведения? — не выдержал Андрей.
— В пивбаре, — хмыкнул Лукьянченко. — У нас сложились на редкость доверительные отношения. Через пятнадцать минут знакомства Старобинский обращался ко мне не иначе как «мой кум Никуша», а я называл его «Шурик».
— Чем же этот Шурик не угодил требовательному начальству?
— Тут целая одиссея, — потер руки лейтенант. — Во-первых, попасть в кооператив не так-то просто. На все существует определенная такса. Ксива договорника стоит триста рублей, липовая запись в трудовой — двести, хочешь уйти на «вольные хлеба» — работать с кооперативным удостоверением на себя — пятьсот плюс ежемесячно сто пятьдесят. Во-вторых — план. В зависимости от мзды он может быть большой, средний и ничтожно малый. И, наконец, взаиморасчеты. Платежная ведомость — чистая фикция. В ней договорник только расписывается, а деньги из рук на руки выдает хозяин. Со Старобинским было заключено следующее «джентльменское» соглашение, которое, естественно, ни в каких документах не фигурирует: на план — сто заказов в месяц, из которых «Портретист» перечисляет алименты и прикарманивает разницу, а за весь сверхплановый набор Лекарь платит по три рубля плюс по два рубля за реализацию и «командировочные» на дорожно-транспортные расходы. Графские условия.
— Куманек Никуша, по-моему, в тебе заговорила зависть среднестатистического обывателя, — улыбнулся капитан.
— Ничего подобного, — энергично замотал головой Лукьянченко. — Но слушайте дальше. Старобинский как дурак прокантовался две недели в Тюменской области, благодаря природным способностям и коммуникабельности взял около трехсот заказов, или, как говорят фотонаборщики, «луриков», и на крыльях надежды полетел к своему благодетелю. А там происходит небольшая заминочка. Оказывается, все расчеты только после «кидки». Делать нечего, Александр Маркович терпеливо ждет, пока лаборанты и ретушеры выполнят работу, как вдруг случайно узнает, что свежеиспеченные портреты уже находятся в пути. Он — к Лекарю. В чем, дескать, дело? А тот ему] преспокойно объясняет: так, мол, и так, твой первый набор — пробный, если не будет большого процента «лома», значит, ты в расчете за трудоустройство и со следующего месяца будешь получать «как договаривались». Когда до Старобинского наконец дошло, что его облапошили, он с кулаками набросился на Геннадия Арнольдовича. В результате— оба очутились в Краснозаводском райотделе. Там после отеческой беседы, дежурный следователь Грицина составил протокол, а затем отпустил кооператоров улаживать взаимоотношения на общем собрании «Портретиста». Как вы сами понимаете, никакого собрания не было и в помине. Лекарь выдал строптивому работнику сто рублей «на погашение дорожных расходов» и расторг с ним договор. Такая вот история.