Макаров написал на листке несколько слов, под которыми поставил цифры. Как никто лучше он знал хронические болезни русского кораблестроения, одной из которых, причем главной, являлась перегрузка еще на стапеле. А она возникала еще при проведении набора, ошибки в расчетах усугублялись постоянными заменами одних материалов на другие, причем для обеспечения должной прочности ставили листы куда более толстые, чем предусмотренные изначально. К тому же постоянно вносились изменения с целью «улучшения», а это все возрастающая масса. Росла осадка, падала скорость, броневой пояс оседал ниже в воду.
Сами моряки обычно прибегали к меньшему запасу угля, в поход выходили с угольными ямами наполовину заполненными, а это существенно ограничивало дальность плавания — одно цеплялось за другое, и выйти из порочного круга было невозможно.
Однако наместник отчаянно пытался с этим пороком бороться — слал телеграммы в Петербург, требуя не столько ускорять работы по введению в строй новых броненосцев, сколько не допускать чрезмерной перегрузки. Из слов Куропаткина он понял, что главной причиной гибели русских броненосцев в Цусимском бою стала именно строительная перегрузка чуть ли не в две тысячи тонн. Из-за нее главный броневой пояс целиком ушел под воду, и основной защитой стал верхний пояс, что лишь в средней части имел максимальную толщину в шесть дюймов.
Но говорить об этом адмиралу Макарову Евгений Иванович не собирался. Ведь тогда придется объяснять, что послужило источником знаний, а этого не хотелось, особенно когда он убедился в их истинности. К тому же на собственном опыте он убедился в истинности поговорки — кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Только с точностью наоборот — «Петропавловск» и «Рюрик» погибли, пусть в иное время, да и адмирал Макаров жив — последнее обстоятельство пугало больше всего, ведь смерть могла быть отсроченной. Хотя тут как повернется — японцы потеряли в боях совсем другие корабли, чем в рассказах Алексея Николаевича, но ведь и у них повторилась «черная пятница», пусть неделей позже.
— Дам задание Кутейникову и всем командирам, пусть сделают расчеты по облегчения своих кораблей, что с них можно еще убрать для снижения перегрузки. «Россию» нужно ставить к заводской стенке и снимать главный калибр. На ней лейтенант Гревениц служит старшим артиллерийским офицером, предложил систему пристрелки по вражескому броненосцу сразу для трех кораблей в отряде. И крейсер иначе вооружить германскими 210 мм пушками — поставить не шесть, а восемь, из тех четырнадцати, что прибудут. В диаметральной плоскости по носу и корме два орудия со щитами, и в казематах по бортам по паре оставить — бортовой залп шесть стволов будет. Оставить только четырнадцать шестидюймовых пушек, но убрать их в казематы с противоосколочными стенками — тогда корабль можно будет уверенно использовать в боевой линии, история с «Рюриком» не повториться.
— Да, барон представил все необходимые расчеты, думаю, их следует проверить на учении. Но дело, на мой взгляд, стоящее, так что прошу вас, Степан Осипович, им непременно заняться, хотя это и внесет изменения в тактические построения эскадры.
— Не думаю, Евгений Иванович, мы и так действовали парами и тройками. Так будет даже легче на первых порах научиться сосредотачивать по одной цели огонь — вначале пусть стреляют два корабля, чередуя залпы, не все так сложно. А вот вооружить корабли новыми германскими 210 мм пушками важно — наши шестидюймовые снаряды причиняют мало вреда японским кораблям — те имеют большую площадь бронирования. А для разрушений нам нужны снаряды весом в семь-восемь пудов, не меньше.
— Я уже несколько раз отписал государю и генерал-адмиралу, вот только собственные восьмидюймовые пушки мы не получим — на заводе только начаты работы по их изготовлению. Время упущено — остается только ждать, и надеяться, что немцы продадут больше пушек. Хотя им придется разоружать собственные броненосные крейсера. Единственное, чем могут еще поделиться, это 17 см пушки с новых броненосцев — они их изготовили на строящиеся корабли в запасе. Вес снаряда ровно четыре пуда, на полтора больше, чем у 152 мм пушки Кане, дальность стрельбы почти восемьдесят кабельтовых. Но весит изрядно — десять с половиной тонн, чуть легче нашей восьмидюймовой пушки, примерно на четверть.
— Нам некуда деваться, Евгений Иванович — не производим свои орудия в достатке, придется покупать чужие за золото, если еще продадут. Пушка новейшая, в кайзерлихмарине принята для броненосцев типа «Брауншвейг», как я помню. Все же калибр без малого семь дюймов, вполне увесисто. Надо брать, раз ничего другого у нас просто нет.