— Что-то новое, такого раньше не случалось. Пришли не поздоровавшись, ушли не попрощавшись. Впрочем, последнее как раз у англичан и принято. Но где хваленая морская вежливость⁈
— Салютовать не стали, чтобы не получить в ответ снаряд — мы ведь русские, да еще с боя, нервы натянуты. Обычная предусмотрительность.
— Похоже, вы полностью правы, Степан Осипович. Сигнальщики — что за флаги подняты на «Цесаревиче»?
— «При очах английских», — тут же донесся ответ флаг-офицера, и все хмыкнули — моряки прекрасно знали, при каких обстоятельствах Петр Великий произнес эти слова…
Зримое доказательство того, как японские солдаты воспринимали постоянные отступления русских войск по приказам Куропаткина…
Глава 42
— Все банально — просто снаряды закончились, Евгений Иванович. Да и японцы на каждой горушке упираются, дерутся с отчаянием обреченных, а напрасно класть солдат не желаю, чтобы там из Петербурга не требовали. Не сановникам и придворным умирать, не им от нас жертвенности требовать. Сами с усами, и знаем, что нам тут делать!
Алексей Николаевич усмехнулся, улыбка у фельдмаршала вышла недоброй. За полтора года войны с японцами он уяснил множество вещей во всей их неприглядности — прошлая кампания была проиграна отнюдь не в Маньчжурии, это было лишь следствием, а задолго до ее начала в самой столице Российской империи. Слишком многие хотели, чтобы самодержавие войну вдрызг проиграло, и тогда пошло не только на уступки, а дало прямую возможность этим кругам самим дорваться до власти.
— Все правильно, Алексей Николаевич — нам меньше всякую шелупонь слушать нужно. Наоборот — после победы так им горлышко сдавить, чтобы ножками засучили. Лишить их нужно власти, придавить так крепко, чтобы всей шкурой осознали, на кого куры записаны!
Наместник сжал свои немаленькие кулаки — даже костяшки побелели, настолько крепко стиснул. И какие тут шутки — у генерал-адмирала своей власти хватало, тем более великий князь Алексей Александрович подал в отставку. Официально — то по состоянию здоровья, тучностью отличались семь пудов «августейшего мяса». А неофициально, как ходили слухи — его очень сильно попросили два родных брата — великие князья Владимир Александрович и Сергей Александровичи, прочно сидевшие в Петербурге и Москве. И сам Куропаткин получил от них мощную поддержку, особенно из Первопрестольной, когда увязал военные заказы на семь лет вперед именно с отечественными промышленниками. А то, что необходимо всемерно развивать собственное производство, в первую очередь военное, нужно исключительно в России, не надеясь на заказы из-за границы, осознали все воюющие в Маньчжурии генералы и адмиралы. И такую опору они обрели — слишком многие были заинтересованы в постепенном выдавливании французского и английского капитала, снимавшего «жирные сливки» с размещенных заказов на головокружительные суммы.
— Они хотят, чтобы реформы были проведены как уступки ими же выбитые. Побежденные ведь всегда платят по своим и чужим долгам! Хрен им по всей морде — милости даруются победителями, и они будут дадены. Нам многое менять надлежит, и в Петербурге в первую очередь — вот где у меня все эти ложи и клубы, Витте со своими банкирами!
Наместник выругался в три флотских загиба, и отхлебнул своего «чая», где коньяка было налито три четверти вместительного бокала. Сам Алексей Николаевич на спиртное не налегал, предпочитал пить просто чай, здешний, китайский, находя его привлекательным. Но рюмашку водки выпил перед обедом, и сейчас они беседовали в кабинете, где можно было не опасаться лишних ушей — в общих делах соблюдали осторожность.
— Из твоих списков четверых уже вычеркнули — вот они. Очередь за следующими кандидатами — давить их нужно без всякой жалости, во избежание. Как они нас, так и мы их! Только сии персоны еще думают, а нам действовать надлежит, и без всяких сантиментов!
Куропаткин взглянул на листок бумаги — там были написаны четыре фамилии, уже вычеркнутые карандашом — видные деятели революционного семнадцатого года прекратили свое земное существование. А списки большие — всех кого вспомнил, записал, без малого сотня имен. И теперь начались тайные проскрипции, и он сам, и наместник к этому долго шли, благо возможности имели широчайшие. Он как военный министр мог перед войной опираться только на главный штаб, где разведывательная служба была поставлена, пусть и слабо. Война показала необходимость деятельного расширения ее деятельности и необходимость контрразведки. И два генерала имелись, из тех, кто настаивал до войны на этих мероприятиях, и уже повоевали в Маньчжурии и Корее. И когда начали всерьез «копать», собирая информацию в одной только столице — ужаснулись.