Никто из присутствующих не поздоровался с Милой. Только Шаттон пошла ей навстречу и ввела в зал.
– Добро пожаловать, агент Васкес, – сказала она, улыбаясь.
Мила почувствовала себя неловко, ведь она уже не агент и на шее у нее висит бедж, предназначенный для посетителей. Можно вообразить, о чем сейчас думают бывшие коллеги, собравшиеся в этом зале.
В их глазах татуировка с ее именем делала ее сообщницей Энигмы.
Не важно, правда это или нет, главное – она замешана. Кроме того, сам факт, что она подала в отставку, говорил не в ее пользу. Ведь полицейские не покидают службу, вспомнила Мила: они уходят на пенсию или погибают на своем посту.
Шаттон тоже чувствовала напряжение, но предпочитала делать вид, будто все под контролем.
– Начинаем.
Судья уселась посередине первого ряда и усадила Милу подле себя. Той быть на виду совсем не нравилось, но выбирать не приходилось.
Пока остальные рассаживались, Коррадини притушил свет и взошел на помост. Потом обратился к Миле:
– Недавно мы дали вам подписать документ о неразглашении того, что вы услышите на данной встрече, иначе вам могут вменить в вину сообщничество с преступником и препятствие следствию.
Ее это задело: нужно ли повторять предупреждение – но теперь она «штатская» и должна смириться.
– Сейчас я изложу вам программу, госпожа Васкес. Сначала агенты Бауэр и Делакруа вкратце изложат дело Андерсонов, и вы поделитесь своими соображениями.
Мила не была уверена, что сможет помочь. Она вдруг поняла, что рискует разочаровать всех.
– По ходу изложения фактов ты вольна задавать любые вопросы, какие сочтешь уместными, – вмешалась Шаттон. – Наша цель – понять, по какой причине татуированный человек приобщил тебя к делу.
Судья запретила своим людям называть убийцу так, как его окрестили СМИ. Но Мила больше не принадлежала к полиции и могла по-прежнему звать его Энигмой.
Слово взял Бауэр:
– Итак, обобщим то, что произошло на ферме Андерсонов той ночью.
Хотя изложение дела предназначалось только для Милы, агент обращался ко всей аудитории. Под этим крылась явная враждебность по отношению к бывшей коллеге. Бауэр взял маленький пульт дистанционного управления и включил видеопроектор, прикрепленный к потолку.
По экрану заскользили снимки, сделанные на месте преступления.
– На основании звонка госпожи Андерсон мы можем утверждать, что убийца явился на ферму около двадцати часов.
Его разглядели при свете молний, подумала Мила. Кошмар предстал чем-то вроде миража. Чем-то таким, во что поначалу ум отказывается верить. Кто заметил его первым – Фрида, Карл или кто-то из девочек?
– Для резни в его распоряжении оказалась целая ночь, но мы полагаем, что ему хватило пары часов. – Бауэр нажал на кнопку пульта. – Пункт первый: серп.
Крупный план орудия расправы.
– Мы полагаем, что убийца не принес его с собой, возможно – взял из сарая, где хранились сельскохозяйственные инструменты: вероятно, в его первоначальные намерения не входило убивать, он просто хотел чем-нибудь поживиться.
Лезвие и рукоятка серпа были покрыты темно-красными пятнами.
– Нам не удалось снять с орудия отпечатки пальцев, – проявила рвение криминалистка. – Слишком много крови.
– Второй пункт: сотовый телефон.
Еще фотография: сотовый, с которого был произведен звонок в полицию, оставленный на кухонной полке. Из окна, рядом с которым та висела, было видно крыльцо и передний двор.
– С него госпожа Андерсон позвонила в полицию, из-за дождя она не смогла дать описание пришедшего, но утверждала, что муж говорит с каким-то мужчиной, стоящим перед домом.
Мила представила себе, как глава семейства, набравшись храбрости, идет выяснять, с какими намерениями явился незнакомец. Определенно в глубине души Карл Андерсон предчувствовал нечто скверное. Но должен был защитить жену и девочек, поэтому не отступил.
– Мы решили, что Карл Андерсон, заметив незнакомца в своих владениях, направился к нему с тем, чтобы попросить удалиться.
Мила так и видела, как он преодолевает те несколько метров, которые отделяют его от пришельца, прикидывая, что ему сказать, как убедить уйти. Может, подумал предложить ему денег, ведь угрожать незнакомцу – значит подвергнуть семью слишком большому риску. Но при виде татуированного лица, подумала Мила, у него, должно быть, остановилось сердце. Все страхи, самые безумные и сверхъестественные, обрели форму и предстали во плоти.