Делакруа показал несколько снимков убежища Энигмы.
Стены почернели от плесени, пол вспучился во многих местах, и всюду – отложения отдаленных эпох цифровой революции. Из мониторов монохромных, жидкокристаллических и мониторов с катодными трубками выстроена стена, на которую с потолка сочится влага. Системные блоки с гибкими дисками и приводами для дисков оптических скопились в углу – выпотрошенные, со всеми заржавленными платами на виду; от некоторых осталась только коробка.
Ни дать ни взять путешествие во времени, восхитилась Мила. Казалось, миновали века, хотя такая технология вышла из употребления чуть более десяти лет назад.
– Целая команда экспертов проверяет, не работает ли еще какой-то из них, – продолжал Делакруа. – Не остался ли в памяти какого-то компьютера след, который позволит нам установить личность подозреваемого.
В этом-то и заключалась основная проблема. Казалось, у Энигмы не было прошлого.
– И это подводит нас к вопросу: каким образом он мог передвигаться без помех, никем не замечаемый.
Научился избегать взглядов прохожих и электронных глазков камер видеонаблюдения, подумала Мила. Возможно, передвигался только по ночам. Воспользовался нашим безразличием к бедным и отверженным, чтобы стать невидимым, и обманул нас. Такое поведение требует изрядной самодисциплины, которой он придерживался долго и самоотверженно. Хотя ей было трудно в этом признаться, Мила втайне восхищалась подобной силой воли.
– Что вы скажете об анонимном телефонном звонке, который его выдал? – спросила агент в отставке.
Делакруа, казалось, пришел в замешательство.
– Обычный сигнал от частного лица, не пожелавшего сообщить свое имя. Что в этом странного?
– Странно то, что наш подозреваемый оставался невидимым столь долгое время, а потом вдруг на его след вышли с такой легкостью, вот и все.
– Сигнал поступил не о нем, а о зеленой машине, – поспешила напомнить Шаттон. – Теперь, пожалуйста, продолжим.
Мила не настаивала.
– Третий пункт: тело, покрытое татуировками цифр. – Делакруа вывел на экран крупные планы татуировок, которые Судья уже показывала Миле прошлым вечером, во время своего визита. – Числа от нуля до девяносто девяти, время от времени они повторяются. Именно на основе повторов нам удалось выделить четыре комплекса: левый бок, правый бок, таз и нижние конечности, грудная клетка и голова.
Об этом Мила размышляла всю ночь: некоторые категории психопатов зацикливаются на числах. Худшие. Иные серийные убийцы, например, чтобы решить, когда, где и кого прикончить, прибегают к сложным расчетам и схемам собственного изобретения. Разумеется, не имеющая под собой никакой математической основы, логика, которой они руководствуются, понятна только им, а следователи, соответственно, ее постичь не могут. Поэтому большинство профайлеров считают, что числа только мешают расследованию и лучше не слишком полагаться на них, пытаясь понять «модус операнди», способ действия.
– Пока вам все ясно, госпожа Васкес? – осведомился Делакруа.
– Да, – отозвалась Мила, давая понять, что все, услышанное до сих пор, никак не помогло ей опознать татуированного.
Делакруа снова направил пульт на видеопроектор. Показалось лицо Энигмы, невозмутимо глядящего со снимка, сделанного сразу после ареста.
Глядя на него, Мила невольно откинулась назад на пластиковом креслице. Взгляд темных глаз этого человека, обрамленных вязью чисел, был настолько пронзительным, что, казалось, отрывался от экрана и проникал прямо в ее мысли. Сила этого взгляда внушала страх.
– Вглядитесь хорошенько, госпожа Васкес: узнаете ли вы его?
Мила последовала совету Делакруа и пристально вгляделась в фотографию. Через несколько секунд покачала головой.
Агент не падал духом.
– Мы восстановили на компьютере внешность убийцы, устранив татуировки.
Результат показался на экране: лицо обычного человека.
Гладко выбритое, ничем не примечательные, совершенно заурядные черты. Только глаза сохранили темную энергию, которая чуть раньше так взволновала Милу. Но она снова была вынуждена дать отрицательный ответ.
– Я не знаю его, никогда не видела.
По залу прошел удрученный ропот. Шаттон тоже была разочарована.
– Ты в этом абсолютно уверена? – переспросила Судья.
– Да, уверена, – подтвердила Мила. – И то, что я до сих пор услышала, ни о чем мне не говорит.
Снова ропот досады. Впав в раздумье, Шаттон поигрывала тяжелым золотым браслетом, который носила на запястье.