Машину завели в гараж, ее должны были осмотреть охранники. То была стандартная процедура, даже для автомобиля, приписанного к полиции, из опасения, что без ведома водителя и пассажиров кто-то исхитрится подложить туда взрывное устройство. Среди заключенных были видные члены мафии и террористы, которых кому-то из оставшихся на свободе выгодно ликвидировать, пока строгий тюремный режим не заставит их раскаяться в содеянном и заговорить.
– Добро пожаловать в «Яму», госпожа Васкес, – поприветствовала ее охранница из-за стойки наисовременнейшего пункта регистрации, оснащенного мониторами и сложными электронными устройствами. – Я – лейтенант Ражабьян, мне поручено сопровождать вас.
Она тут же выдала Миле бедж с штрихкодом.
– Наденьте его и не снимайте ни при каких обстоятельствах, иначе телекамеры инфракрасного диапазона зафиксируют вас как «незаконно вторгшуюся» и охранники получат право стрелять без предупреждения.
Мила повесила бедж на шею.
– Теперь вам следует раздеться для тщательного осмотра.
Ее, Бауэра и Делакруа обыскивали пятеро охранников, в разных комнатах. Милой занимались две женщины. После обыска посетителям выдали синие комбинезоны, в такие же были одеты и заключенные, только цвета различались в зависимости от отсека.
У Милы возникло ощущение, будто она попала в какой-то особый мир, подчиненный собственным правилам, где время утрачивало всякий смысл.
Ражабьян вела их по бесконечным коридорам, неотличимым друг от друга, освещенным холодным светом люминесцентных ламп. Вентиляция в здании была искусственная. При мысли о том, что их окружают стены толщиной более трех метров, Мила почувствовала первые признаки приступа клаустрофобии. Она сделала глубокий вдох, вспомнила светлое озеро, кроны лип, колышущиеся на ветру, и на какое-то время ее отпустило.
Они подошли к лифту.
– Вы уже бывали здесь, у нас, госпожа Васкес? – спросила сопровождающая, нажав на кнопку вызова.
– Не думаю, ведь она работала в Лимбе, – с презрительным смешком ответил за нее Бауэр.
– Тогда позвольте вас немного просветить, – продолжала охранница. – «Яма» состоит из двадцати четырех этажей. На первых шести – офисы, склады, различное оборудование. С седьмого и выше – различные отсеки тюрьмы как таковой, они отличаются цветами. На нижних этажах – «белые воротнички»: задержанные за политические преступления, за единичные убийства. Чем выше, тем преступники опаснее, а следовательно, тем строже режим.
Как в Дантовом аду, подумала Мила. Только этот прирастает вверх.
Лифт наконец пришел. Ражабьян пропустила посетителей вперед. В кабинке лейтенант приложила магнитный ключ, чтобы разблокировать панель, и нажала на кнопку. Заметив номер этажа, Мила вспомнила, что совсем недавно говорила Ражабьян, и внутри у нее все сжалось.
Они направлялись на последний, двадцать четвертый этаж.
Подъем длился двадцать четыре секунды, которые Миле показались вечностью. Потом двери лифта автоматически раскрылись, и перед ними предстал розовый коридор. Это сразу обескураживало. Все было выкрашено в розовый цвет – от пола до ламп на потолке.
– Некоторые психологи считают, что розовый цвет усмиряет ярость, – поспешила сказать Ражабьян, заметив их изумление. Но Мила вспомнила, как подобный эксперимент проводили в восьмидесятые годы в другом тюремном комплексе. Заключенные сожрали штукатурку, а потом напали на надзирателей.
Лейтенант провела их в крыло, где располагались камеры.
– Здесь мы держим психопатов, – рассказывала она. – «Серийников», «массовиков», пироманов, педофилов-убийц: наихудшие образцы того, на что способна человеческая природа. У нас даже каннибал есть.
По пути Делакруа обратился к Миле:
– Ты увидишься с татуированным человеком в его камере. Если его переместить, это может вызвать у него излишнее волнение, а так нам будет удобнее проследить за его реакциями.
Мила хотела что-то возразить, но Делакруа опередил ее:
– Он не сможет до тебя дотронуться: между вами будет стекло толщиной в десять сантиметров.
– Но увидеть-то меня он сможет?
– Да, конечно, – подтвердил Делакруа. – Я ведь только что об этом сказал.
Мила пожалела, что задала такой глупый вопрос: слишком нервничала. Они остановились перед бронированной дверью.
– Ты одна войдешь в комнату, примыкающую к камере, – сообщил Делакруа, отведя ее в сторонку. – Наше присутствие может смутить его или разозлить, а наедине с тобой он вдруг да и решит открыться.
Мила кивнула:
– Хорошо.
– Мы будем все время следить за встречей через видеокамеры, – заверил ее агент.