– Судья, вот-вот начнется, – сообщил он.
Все расселись по местам.
Броневикам и патрульным машинам хватило четверти часа, чтобы пересечь город и добраться до заброшенного нефтезавода, который указал Энигма своей последней головоломкой. Крупномасштабный военный парад, заставивший застрять в пробках. Горожане не могли остаться в стороне от такой демонстрации силы: они толпились на улицах, выглядывали из окон, смотрели сквозь витрины магазинов, чтобы не пропустить это шествие полицейских. Разумеется, все показывали по телевизору.
Такое развертывание сил оправдывалось только одним, подумала Мила. Чем бы ни закончился поход на старый нефтеперегонный комплекс, что бы там ни нашли, это явится эпилогом к делу. Шаттон пресечет дальнейшие пересуды, бросающие тень на все благие дела, какими прославилось Управление под ее руководством. Энигма сидит в тюрьме, и о нем скоро забудут. Это шоу, этот фейерверк предназначены для славного финала.
Вот почему Судья не хочет упоминать о татуировке на запястье Карла Андерсона. Хотя Мила и обещала молчать, ей начинало казаться, что в этом нет ничего хорошего.
Тем временем подразделения спецназа рассыпались по периметру нефтеперерабатывающего завода и ожидали команды.
На его территории могли поместиться по меньшей мере шесть футбольных полей; кроме основного корпуса, там были ангары, от него отходящие, где в свое время располагалось оборудование, уже пришедшее в негодность. На молу стояли огромные цистерны, соединенные с нефтепроводом, – заржавленные гиганты, неподвижно застывшие вдоль берега, погруженные в сон. Из одиннадцати высоченных труб, испускавших дым от перегонки нефти, осталось только семь, из-за них это место походило на призрачный собор.
Обычно то была ничейная земля, где ютились бездомные и наркоманы. Подразделениям спецназа был отдан приказ стрелять без предупреждения, поэтому перед штурмом было объявлено в мегафон, чтобы все покинули территорию и немедленно сдались властям.
На командный пункт по рации передали сообщение, что задержано восемьдесят шесть человек и все они будут подвергнуты самой тщательной проверке.
Больше не было причин ждать. Ровно в семнадцать часов Шаттон отдала приказ к началу операции.
Глядя на монитор, Мила переживала эти волнующие моменты так, будто сама участвовала в операции. Отдается гулкий топот тяжелых ботинок по неровной почве или по металлическим лестницам, позвякивают автоматы и светошумовые гранаты, прикрепленные к бронежилетам, шумно дышат собаки, размеренно, несмотря на бушующий в крови адреналин, движутся тренированные бойцы.
Сигнал то и дело пропадал, а с ним и голоса Бауэра и Делакруа, докладывавших о том, как проходит операция.
– Мы прочесали около шестидесяти процентов территории, – объявил первый через двадцать минут. – Аппаратура саперов не обнаружила присутствия С-четыре или других взрывчатых веществ.
Речь шла о мудреных электронных носах, способных унюхать подозрительные химические вещества. Хорошая новость, подумала Мила, которая все-таки боялась теракта. Например, взрыва грязной бомбы, изготовленной из того, что легко можно заказать в Интернете или даже приобрести в супермаркете. В конце концов, Энигме нечего терять: он уже заработал пожизненное заключение и ад в придачу; если бы он и захватил с собой с десяток полицейских, это ничего бы не изменило.
Шаттон не сидела в партере вместе со всеми прочими. Как хороший командир, она сняла пиджак делового костюма, закатала рукава шелковой блузки и, уперев руки в боки, стояла посреди зала, внимательно следя за тем, как разворачивается штурм.
Мила заметила, что начальница от волнения покусывает нижнюю губу. В конечном счете на кону была ее репутация.
– Собаки не учуяли на территории мертвых тел, и личный состав не докладывает о чем-либо чрезвычайном. Продвигаемся дальше, – объявил Делакруа.
В его голосе явно звучало разочарование, которое передалось присутствующим.
Мила заметила, как Коррадини подходит к Судье и что-то шепчет ей на ухо. Может, они обговаривают, как смягчить поражение.
– Минуточку… это что за хрень? – проорал Бауэр прямо в рацию.
Взгляды присутствующих зажглись любопытством, все уставились в монитор. Шаттон отстранила советника, воодушевленная новой надеждой. Но когда наконец одна из видеокамер запечатлела сцену, градус настроения на командном пункте резко понизился.
– Что это значит? Что за шутки? – вопросил чиновник высокого ранга, вставая с места.