К драконам Тирион относился с трепетным интересом. Впервые явившись в Королевскую Гавань на свадьбу своей сестры с Робертом Баратеоном, он решил отыскать драконьи черепа, которые прежде висели на стенах тронного зала Таргариенов. Король Роберт заменил их знаменами и гобеленами, но Тирион настоял на своем и наконец отыскал черепа в мрачном погребе, куда их сложили.
Он надеялся обнаружить нечто отвратительное и жуткое и не думал, что кости окажутся прекрасными. Черная, словно оникс, полированная кость загадочно искривилась в свете огня. Драконы любили пламя, понял Тирион. Сунув факел в пасть одного из самых больших черепов, он заставил тени плясать на стене перед ним. Длинные зубы, они казались кривыми ножами из черного алмаза. Пламя его факела не могло повредить им: они помнили и больший жар. Ну а отойдя в сторону, Тирион решил — и мог бы присягнуть в этом, — что пустые глазницы твари следят за ним.
Черепов насчитывалось девятнадцать. Самому старшему было более трех тысяч лет; самому молодому — лишь полтора века. Эти были и самыми маленькими. Вот пара не больше черепов мастифа, странные уродливые останки двух последних драконов, вылупившихся на Драконьем Камне. Они были последними — и у Таргариенов, и, быть может, вообще — и прожили недолго.
Чем старее были драконы, тем крупнее становились их кости; замыкали череду черепа трех великих чудовищ, прославленных в сказаниях и песнях. Этих драконов Эйегон Таргариен и его сестра в старину выпустили на Семь Королевств. Певцы дали им имена богов: Балерион, Мираксес, Вхагар. Тирион стоял в их разверстых пастях, не в силах сказать ни слова. В глотку Вхагара можно было въехать верхом на коне. Впрочем, рискнувший сделать это при жизни дракона никогда бы не выехал наружу. Мираксас был еще больше. Но самый великий из всех, Балерион Черный Ужас, мог проглотить целого зубра, а может быть, и волосатого мамонта, которые все еще бродили по холодным пустошам за Порт-Иббеном.
Тирион долго простоял в этом мрачном погребе, разглядывая огромный пустой череп Балериона, и, пока не догорел его факел, пытался понять величину живого зверя, представить себе, каким казался огнедышащий змей в небе на распростертых крыльях.
Его собственный далекий предок, король Лорен с Бобрового утеса, попытался выстоять против огня и объединился с королем Мерном, владыкой Раздолья, чтобы противостоять таргариенскому завоеванию. Это случилось почти три века назад, когда Семь Королевств действительно были королевствами, а не провинциями большой страны. Эти два короля могли поднять шесть сотен знамен, выставить пять тысяч конных воинов и в девять раз больше свободных всадников и вооруженных людей. У Эйегона Драконовластного было не более пятой части от этого числа, как утверждают хроники. Да и то большую часть их набрали из воинов убитого короля, в верности которых можно было сомневаться.
Воины сошлись на широких просторах Раздолья, посреди золотых полей пшеницы, созревшей для жатвы. Два короля повели свое войско вперед, и армия Таргариена дрогнула, рассыпалась и побежала. На несколько мгновений, писали хроникеры, завоевание закончилось… но только на несколько мгновений, потому что Эйегон Таргариен и его сестры вступили в сражение.
Один только раз Вхагара, Мираксеса и Балериона выпустили одновременно, и певцы назвали поле битвы Пламенным Полем.
Почти четыре тысячи человек сгорели в тот день, среди них оказался Мерн, король Раздолья. Король Лорен спасся и прожил достаточно долго, чтобы сдаться, присягнуть на верность Таргариену и породить сына, за что Тирион был ему должным образом благодарен.
— Почему ты так много читаешь?
Тирион поднял голову на звук голоса. В нескольких футах от Ланнистера стоял Джон Сноу, разглядывавший его с любопытством. Карлик заложил книгу пальцем и проговорил:
— Погляди на меня и скажи, что ты видишь?
Мальчик подозрительно поглядел на него.
— Ты шутишь. Я вижу только тебя, Тирион Ланнистер.
Тирион вздохнул.
— Для бастарда ты чрезвычайно вежлив, Джон Сноу. Ты видишь перед собой карлика. Сколько тебе лет, двенадцать?
— Четырнадцать, — отвечал мальчик.
— Четырнадцать, и ты выше, чем суждено мне когда-либо стать. Ноги мои кривы и коротки, я хожу с трудом. Мне нужно особое седло, чтобы не упасть с коня. Его придумал я сам, если тебе интересно знать. Иначе мне пришлось бы ездить на пони. Руки у меня крепкие, но слишком короткие. Из меня никогда не получится фехтовальщик. Если бы я родился в семье крестьянина, то меня оставили бы умирать или продали как уродца какому-нибудь работорговцу. Но увы, я был рожден Ланнистером с Бобрового утеса, и во всех тамошних ярмарочных балаганах не хватит денег на такого карлу. От меня многого ожидали. Мой отец двадцать лет был десницей короля. Потом мой брат убил этого самого короля… так вышло, но жизнь полна маленьких сюрпризов. Моя сестра вышла замуж за нового короля, и мой отвратительный племянник со временем станет его наследником. Поэтому я должен делать все возможное ради чести моего дома, разве ты не согласен? Но как? Ноги мои слишком малы для тела, а голова чересчур велика, но я бы сказал, что, на мой взгляд, она как раз впору для моего ума. Я спокойно принимаю собственные силы и слабости. Ум — вот мое оружие. У брата Джейме есть меч, у короля Роберта боевой молот, а у меня разум. А он нуждается в книгах, как меч в точильном камне, чтобы не затупиться. — Тирион постучал по кожаной обложке книги. — Вот поэтому я читаю так много, Джон Сноу.