Однако есть меня почему-то не спешили:
— Уф, едва втиснулся! Чего расселся? Вставай!
— В-вот ещё! — буркнул я, дрожа, — Жри т-так!
Слайм заржал:
— Во даёт! Да в тебе и жрать-то нечего. Тощий, мяса на один зуб.
Мне почему-то стало обидно и я вскинулся, чтобы ответить что-нибудь ещё более обидное, но увидел вместо чудовища ехидно улыбающегося парня ненамного старше, в хорошей одежде, сапогах и тёмно-синем добротном плаще с капюшоном. Даже кажется, что ему в этой тёплой одежде совсем не холодно под проливным дождём.
— Замёрз, крысёныш? А чего не вернулся в приют?
Я отвернулся:
— Мне нечего т-там делать. И я не крысёныш.
— А как же поесть и согреться?
— Мне не х-холодно, — ответил я, пытаясь не дрожать слишком заметно, — И ник-кто бы не с-стал есть приютск-кую еду, д-даже умирая от г-голода. К-кажется, что её уже ел к-кто-то.
Парень в плаще усмехнулся:
— Умирая от голода, человек может съесть многое, вне зависимости от вкуса, цвета и даже консистенции. Ладно, я тебя понял. Раз ты не хочешь возвращаться в приют, может, пойдёшь со мной?
— К-куда? — подозрительно спросил я, — Ты вообще кто т-такой?
— Это не важно, — спокойно ответил он, ловя мой взгляд, — Ты пойдёшь со мной.
— Не-а, н-не пойду, — ответил я, встретив его взгляд.
Не нравится мне это. Парень, кажется, сильно удивился:
— Как не пойдёшь? Идём!
— Не хочу. И я тебя не з-знаю, — мне внезапно перестал нравиться собеседник и разговор с ним, поэтому я начал обдумывать, как бы сбежать. К сожалению, дождь хоть и ослаб, но не прекратился, переулок не стал шире, второго выхода не появилось, зато пыль под ногами разбухла и превратилась в вязкую грязевую кашу. Парень, кажется, заметил мой поиск путей отхода и, недовольно цокнув языком, снизошёл до объяснений:
— Меня зовут Маират. Мы пойдём в храм Бела. Мне сказали тебя найти и привести.
— Бел? Это ж-же бог воров, убийц и б-бродяг, что ему от меня нужно?
— А чем ты сейчас не бродяга? — усмехнулся собеседник.
Меня это задело, да и парень какой-то мутный. Раз я ему нужен, то можно и поторговаться:
— Ну, смотри, если я п-пойду с тобой в храм, т-ты выполнишь поручение. А мне-то что с этого?
Он растерялся:
— Ну, тебя там осмотрят, а потом накормят. Очень неплохо, кстати. А там видно будет.
— Нет, не инт-тересно, — я демонстративно отвернулся и принялся растирать замерзшие конечности.
Мой собеседник помялся, а затем сказал:
— Ну, ты же понимаешь, что просто так тебя никто не стал бы искать? Может, ты сможешь стать служителем, или даже жрецом… Ты же хотел, кажется, служить богу?
— Игниру, между проч-чим, а не обманщику и ж-жулику, — хмыкнул я.
Маират, кажется, обиделся и уже хотел было уйти, но всё равно остался. Значит, я ему очень нужен, ха… Он набычился и сквозь зубы произнёс:
— Ладно, мелкий. Чего тебе надо? Только не наглей, а то пристукну и скажу, что не нашёл.
Я расплылся в довольной улыбке, отвернувшись, затем старательно изобразил голосом безразличие и протянул:
— Ну-у-у, не знаю. Разве что плащ и сапоги… И н-не называть крысой!
Спустя полчаса яростного торга довольно завернувшийся в уютный плащ я и злой, босоногий и мокнущий под дождём Маират ударили по рукам. Внезапно парень засмеялся и хлопнул меня по плечу:
— Вот что, Цефас. Теперь я понимаю, зачем ты им нужен. Ты прирождённый жрец Бела!
И мы, болтая словно старые друзья, пошлёпали по лужам на площадь Трёх Богов.
___
Меня окутала Тьма, а когда я снова смогла видеть…
___
Здание Арены даже в сумерках поражало своими размерами. Только надземная часть занимала целый квартал Лар эн Зиля, и это если не считать ещё несколько близлежащих кварталов, которые составляли дома, заведения и магазины, принадлежащие по большей части успешным гладиаторам и их хозяевам, разномастным дельцам, кузнецам и оружейникам, зачарователям и алхимикам, и, конечно же, шлюхам и храмам. Подвальная жизнь Арены, говорят, ещё обширнее и разнообразнее.
— Ты уверен, что действительно хочешь подписаться на это? — обеспокоенно спросил меня Маират. За прошедшие годы мы здорово сдружились и он даже почти простил мне те замечательные сапоги и плащ, которые я шантажом забрал у него при нашей первой встрече. Впрочем, он вполне мог бы бы носить их до сих пор, так как, будучи полуэльфом, за эти двадцать лет почти не изменился внешне.
— Я вообще ни в чём сейчас не уверен, — вздохнул я, — Но Бел лично утвердил это назначение.
Мой друг скривился, будто в очередной таверне вместо пива ему подали кружку парного молока:
— Ты себе вообще представляешь, как редко Бел, этот вечный обманщик, даёт прямые, толкуемые однозначно распоряжения своим слугам? Да тут за версту пахнет отборным Игнировским дерьмом!
В своём возмущении Маират слишком громко сказал последнюю фразу и на нас стали недоуменно и подозрительно коситься окружающие. Всё-таки мы были одеты как два служителя ругаемого Бога в его же квартале. Я громко сказал:
— Мой друг, ты прав, мы в городе, обители порока и греха! Но богохульствовать Игнир не благословлял, позже прими епитимью, — и обратился к окружению, — Простите ребёнка из сельского монастыря с недержанием речи, он слабоумный!
Маират возмущённо вскинулся, но промолчал, не рискнув спорить, а оскорблённая ругательством верующая публика благостно покивала. Некоторые даже отложили оружие, приняв мои извинения. И всё равно мы ускорили шаг, справедливо опасаясь разоблачения в прямом смысле слова. Особенно упорные на вид верующие отстали от нас только при входе в само здание Арены.
Мгновенно сориентировавшись в узких однообразных коридорах, спутник повёл меня вглубь здания по извилистому маршруту.
— Дружище, я и сам чувствую неладное, — шепнул я, — Но не сожрут же меня там? Я всегда смогу уйти по своей воле.
Маират, очень внимательно рассматривая клетки с сидящими в них существами и опасными рабами, спросил:
— Цеф, скажи… А ты не боишься оказаться в такой вот клетке с огромным навесным замком и парой десятков стражников впридачу?
Я было подумал, что он по обыкновению шутит, но на его лице было только напряженное внимание, и внезапно я понял, что он говорит совершенно серьёзно. Пока мы спускались по лестнице, всё обдумывал такую возможность и счёл её ненулевой, хотя и очень маловероятной:
— Это возможно. Но ты сам учил меня взлому и таким клеткам меня не удержать. Им придётся придумать что-то посерьёзнее, чтобы удержать меня надолго, — я усмехнулся, — Например, попробовать "Внушение".
Маират рассмеялся:
— О, клянусь Белом, это будет восхитительный ход с их стороны! Мне повезло, что когда мы впервые встретились у тебя ещё не было этой сумасшедшей "Защиты". Чёрт, хорошо было… Пока ты не забрал мои сапоги и плащ!
— О, да тебя потянуло на ностальгию? Стареешь, брат, — теперь уже рассмеялся я.
Он в ответ нахмурился и упрямо мотнул головой:
— Просто плохое предчувствие.
Маират замолчал и первым ступил на ступени кажущейся бесконечной витой лестницы вниз, плохо освещённой чадящими факелами и лампами. Спускаясь в полной тишине, нарушаемой изредка отзвукаии душераздирающих воплей каких-то несчастных, я со скуки считал проходы: три, пять, восемнадцать… Возле двадцать четвёртого мы остановились и мой друг неожиданно обнял меня за плечи и шепнул:
— Если что-то пойдёт не так, ты знаешь, где меня найти.
Он отступил в темноту и моментально растворился в тенях. Я же, оставшись один, изобразил на лице улыбку и смело шагнул в проход, который в неверном свете факелов и ламп показался на мгновение зубастой ощерившейся пастью. Коридор оказался длинным и был освещен только тусклыми и невзрачными магическими кристаллами. Я почувствовал себя крайне неуютно, словно в глотке огромного существа, которое готовится сожрать меня.