Она повернулась к нему спиной. Плечи ее заметно вздрагивали.
— Тем не менее, — сказала она, — это вряд ли освобождает вас от ответственности за другие ваши преступления, Лэм. — Она посмотрела на него, как на своенравного ребенка. — Вам не дозволено безнаказанно похищать благородных леди. Даже если это дочери непокорных графов, впавших в немилость изменников. А эта к тому же девственница, монастырская воспитанница.
— Я признаю свои ошибки, — сказал он, нисколько не раскаиваясь, и оба это знали.
И какому же наказанию вас подвергнуть? Он лениво поднялся на ноги:
— Разве я еще недостаточно наказан? Пуля в плече, ночь в Тауэре?
— Этого еще мало, если учесть, как вы напугали бедную Катарину.
— Ну, вряд ли она была так уж напугана. — Он озорно ухмыльнулся.
— Я думаю, она не противилась вашим ласкам и поцелуям.
Уже без улыбки он посмотрел ей в глаза. С одной стороны королева, с другой — Катарина. Он чувствовал себя загнанным в ловушку. Может, королева ревновала его к Катарине?
— Если она и не противилась, винить за это надо только меня.
— Да. Вы виноваты в том, что вы похотливый нахал и чересчур опытны. Это не доведет вас до добра, — сказала королева.
Она все-таки ревновала. Это не сулило Катарине ничего доброго. И ему тоже.
Неужели вы бы предпочли, чтобы я не был настоящим мужчиной?
Елизавета окинула его взглядом с головы до ног, задержавшись глазами на его стройных бедрах. — Вы же знаете, что нет. Эта девушка вам не достанется.
Лэм постарался не выказать своего разочарования. Он не думал, что королева могла приревновать его к Катарине.
Ваше величество, французское торговое судно было пятым кораблем, который я захватил в этом году.
Она глядела на него в упор, сжав губы.
Нечего торговаться со мной! Я отлично знаю, сколько французских кораблей вы захватили, пират! Французский посол неоднократно требовал вашей выдачи, Екатерина Медичи назначила цену за вашу голову — она даже написала мне письмо!
И что же, интересно, вы ответили? Она снова окинула его взглядом.
Я ответила, что если мне удастся поймать Владыку Морей, он будет предан суду, но до сих пор ему удавалось уходить от моих военных кораблей так же, как и от всех других. Лэм ухмыльнулся.
— Не будьте слишком самоуверенным! Вы отлично знаете, что если вас захватит корабль другой страны, я ничем не сумею вам помочь, висельник!
— Это верно. Я хорошо знаю, что меня ждет, если я окажусь во французской тюрьме или на испанской дыбе. — Его взгляд сделался жестким. — Я вечно буду вам благодарен, и вам это известно, Бет. В этом году я сделал для вас больше, чем весь ваш чертов военный флот. Пять французских кораблей, из которых два направлялись в Шотландию для поддержки мятежников, и три испанских, один из которых — груженный серебром галеон, шедший в Нидерланды. Вам не кажется, что я заслуживаю вознаграждения?
— И вы считаете, что вознаграждением должна быть девушка?
— Теперь она ни для кого не представляет интереса. У нее нет ни положения, ни приданого. Я буду хорошо с ней обращаться. Я вовсе не собираюсь надругаться над ней. — У него снова мелькнула неотвязная мысль, что со временем, возможно, он женится на ней. Если он сможет продолжить игру, начатую сейчас, и выиграть ее.
— Она обручена.
— Да, будучи в пеленках. Я сомневаюсь, что Хью Бэрри собирается на ней жениться.
— Тем не менее обручение действительно, и я согласилась с тем, чтобы она вернулась в Ирландию и вышла за него замуж.
Лэм побледнел. Через мгновение он пришел в ярость, которую и не пытался скрыть.
А мое вознаграждение?
Елизавета схватила со стола несколько бумаг и протянула ему.
Вот! Патенты на морской промысел, о которых вы так просили. Против, всех испанских кораблей, не только тех, которые помогают папистам в Шотландии, Ирландии и Фландрии. Вы довольны? Теперь вы на легальном положении, Лэм. Во всяком случае, по отношению к испанцам, которых вы так любите грабить.
Лэм взял патенты, разрешающие ему считать своей добычей любое испанское судно и фактически отметающие все испанские претензии. В Англии его больше не могли осудить за захват испанских кораблей, и на море он мог поступать с ними решительно и безжалостно. Не то что с французами. Против тех у него было только молчаливое соглашение с Елизаветой, которая ненавидела Екатерину Медичи, ненавидела и боялась, но все же не хотела так открыто помогать французским гугенотам, как помогала раньше.
Вы недовольны? Бросьте, Лэм. Не могу поверить, чтобы вам так хотелось именно эту девушку. Вряд ли она настолько хороша.
Но дело обстояло именно так. С тех пор, как она попала ему в руки, он не думал почти ни о чем другом — только о прекрасной, умной и вспыльчивой Катарине Фитцджеральд. Он хотел ее с того момента, как впервые увидел. Его все еще охватывала ярость при мысли о том, что у него отобрали его добычу. Его перехитрили. Это случалось не часто, скорее исключительно редко, но если он не станет терять головы и сумеет выждать, то наверняка добьется своего. Как всегда. Сегодня, очевидно, было неподходящее время, чтобы спорить с королевой из-за другой женщины.
Но каким образом он мог добиться своего?
Еще раз похитить Катарину? Это не годится. Елизавета уже заподозрила его в сговоре с Фитцджеральдом, и он не осмеливался разжигать ее подозрения. Нет, он должен быть еще осторожнее, еще умнее. Следует как-то склонить Елизавету на свою сторону. Но как?
Ясно одно: нельзя допустить, чтобы Катарина вышла замуж за Бэрри.
Он покорно склонил голову.
Я доволен этим решением, Бет. Доволен и благодарен. Вы не пожалеете. Я прижму испанцев, как вы того и хотели. — Лэм посмотрел ей прямо в глаза. — И вы должны простить меня. Я — раб страстей. — Он многозначительно помолчал. — Не так-то легко перенести мужчине отказ в удовлетворении разожженной страсти.
Лицо Елизаветы приняло более мягкое выражение.
Вы, Лэм, загадочный человек. Плут до мозга костей и знаете, до чего это привлекательно.