И к Андрею у Богомола отношение было особое. Из-за его внешнего сходства с Ленькой, она перенесла на Хованцева часть своей любви и привязанности к его двоюродному брату - любви и привязанности, очень напоминавших робкую привязанность бездомной дворняги, которая тянется за лаской к человеку, избранному ей хозяином, и боится, что её ударят, вместо того, чтобы погладить; это робкое заискивание настолько не совпадало с "имиджем" блестящей и беспощадной красавицы, что часто приводило Андрея в полное недоумение, а заодно и заставляло соблюдать крайнюю осторожность в каждом слове и каждом жесте - ведь такие жизнью битые дворняги могут внезапно оскалиться от страха и тяпнуть протянутую, любимую при том, руку, если им вдруг померещится, что их хотят в очередной раз ударить, а не погладить. А после укуса Богомола в живых не останешься...
Смущало Андрея и другое... Если хотите, та напряженность чувства, с которой Богомол тянулась к нему. Несколько раз ему пришлось убедиться, что он для неё дороже, чем просто память о человеке, которого она обожала и из смерти которого сотворила себе кумир. Андрей постепенно занимал Ленькино место в её мыслях - именно Андрей, вне зависимости от его сходства с Ленькой... Однажды она почти призналась ему, что он - единственный человек, от которого она хотела бы иметь ребенка... Андрею становилось почти очевидно, что она пытается обманывать себя, преуменьшая свои чувства к нему - и от этого его мороз продирал по коже, ведь этот самообман мог привести к любому взрыву...
Надо сказать, он не сразу поверил в её историю. Ведь эта история была... Ну, как сказать? Правдоподобна до неправдоподобности, что ли... Если Богомол была человеком Повара, думалось Андрею - а такого он в свое время не мог исключать - то, притворяясь, будто она удирает от Повара, который хочет её уничтожить, чем она могла взять Хованцева, чтобы он выполнил то, что нужно Повару - и ей? Какой-то подобной душещипательной байкой! Когда Андрей попал в поле зрения Повара, Повар не мог не проработать историю его семьи и его ближайшее окружение. Ему ведь нужно было знать, что Андрей за человек! И вот своему агенту - действующей как якобы самостоятельная киллерша, преследующая только свои личные цели - он передает: у Хованцева, которого ты ведешь, был погибший в поножовщине двоюродный брат в Самаре, которого он любил и на которого даже внешне похож. Дополнительные детали такие-то... Сочини для него красивую сказочку, опираясь на эту документированную основу - главное, чтобы Хованцев сделал для тебя то-то и то-то... И меня, думал Андрей, как последнего олуха ловят на крючок... И никакая Богомол, в таком случае, не психопатка, и даже не уголовница... Она - очень опытный и циничный работник - из тех умных и бездушных исполнителей, которых называют "самыми ценными кадрами".
Но Богомол знала такие подробности, до которых даже Повар вряд ли докопался бы. Богомол отправляла деньги тете Тане задолго до встречи с Андреем. И - главное - Андрей расставил Богомолу несколько психологических ловушек. Сейчас не время и не место рассказывать, что это были за ловушки. Суть в том, что Андрей был убежден: если бы вся её история была вымыслом, она бы в одну из них угодила. И, в итоге, он получил самые достоверные (для него, по крайней мере) доказательства того, что в жутком и ослепительном мире огромных капиталов, борьбы спецслужб и заказных убийств невероятная игра случая и впрямь нос к носу свела двоих людей, странным образом не чужих друг другу - тех, кого в свое время объединила общая трагедия, общая утрата, и которые, по странному парадоксу судьбы, долгое время и ведать не ведали друг о друге, чтобы встретиться словно на другой планете...
Не сказать, что от этого Богомол стала Андрею намного симпатичней но, по крайней мере, он мог утешаться сознанием, что имеет дело не с бездушной машиной для убийства, а с живым человеком...
- Жратву несут, - сообщил Федор. - Не знаю, как ты, а я подзаправлюсь - ещё неизвестно, когда снова поем.
Андрей открыл глаза. Стюардессы разносили подносики с завтраком который в самолетах почему-то все равно называют "обедом".
- Тоже не откажусь, - сказал он. - В самолете всегда аппетит разыгрывается, особенно когда вздремнешь.
Федор одобрительно кивнул.
- Небось, родственники живут не ахти, да?
- Ну... - Андрей подумал. - Наверно, на общем фоне неплохо.
- Помогаете?
- Сколько-то.
- Угу, - стюардесса поставила подносы на наши откидные столики, и Федор стал распечатывать булочку.
- Да, кстати, насчет нотариуса... - сказал Андрей. - Удалось выяснить, какие нотариусы заверяли другие доверенности?
- Удалось, - буркнул Федор.
- Что, это какая-то тайна?
- Никакой тайны, - хмыкнул Федор. - Еще в двух случаях нотариус тот же самый. И три оставшиеся доверенности заверены другими.
- Три? Но ведь всего четыре случая...
- Я ж говорил, было ещё два случая, когда мы были убеждены, что действовала та же банда. Но родственники к нам не обращались, вот нам и не удалось провести расследование. Пытались подъехать к родственникам, но те отказались от любого сотрудничества и молчат в тряпочку, хотя мы и втолковывали им, что заложников наверняка нет в живых и надо хотя бы наказать преступников... Словом, мы по-тихому проверили и эти два случая. Банковскую документацию по ним, я имею в виду.
- Все доверенности - из Самары? И по украденным паспортам?
- Да. То есть, насчет того, чтобы по украденным паспортам, это ещё надо проверять. Но, скорее всего, так.
- Есть сведения насчет людей, на чьи паспорта оформляли доверенности?
- Пока - самые туманные.
- А насчет того, кто мог убить одного из Сизовых?
- Не то, чтобы сведения, а так... - Федор сделал неопределенный жест рукой. - Правдоподобные догадки.
Он явно был не слишком расположен говорить об этом.
- Не хочешь, чтобы мы знали?
- Всякое знание умножает скорбь, - усмехнулся Федор, в характерной своей манере, к которой Андрей начинал привыкать. - А если серьезно... Не в обиду тебе и Игорю, потому что ребята вы толковые, но не про вас это дело. Не про вас...
- Почему?
Федор некоторое время созерцал в иллюминатор облака, над которыми летел самолет - облака громоздились друг на друга, образовывая невероятные пейзажи - прежде чем ответить.
- Потому что вы к столичным разборкам слишком привыкшие, - наконец проговорил он. - И все по московским меркам невольно меряете. А провинция это не Москва. Там бывает настолько другой отсчет, что если пытаться приложить к нему московские "как" и "почему", опираясь на знания психологии и логики поведения московских мафиози, то можно и заплутать не в ту сторону, и таких дров наломать, что никто потом эти завалы не расчистит... - он вздохнул. - Ведь Игорь последние несколько лет только по Москве работал, так? А я во как, - он чиркнул рукой по горлу, - накатался по провинции! Там все иное. Тихий омут, мать его...
- В котором черти водятся?
- Не черти, а так... мелкие пакостные чертенята. Которые порой похуже матерых чертей бывают. Потому что крупный бандит - он о своей выгоде помнит, и зря на рожон не полезет, а у всякой мелкой швали сдерживающих центров нет... Потому как им терять нечего, и для них кровь людская как водица...
- То есть, лучше с крупными бандитами дело иметь? - спросил Андрей.
- Да, - сумрачно кивнул Федор. - Они хотя бы знают, чего хотят.
И опять примолк, размышляя о своем.
Андрей понял, что лучше его некоторое время не дергать.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
"И опять я проснулся с самого ранья. За окном темень, и чувствуется, что мороз крепчает. У Васильича все рамы заделаны, он мужик основательный, щелей нет, и не просто они заклеены на зиму, а ещё и вот эти прокладки резиновые стоят, благодаря которым окно словно прилипает к раме и никакого холода не пропустит. И, все равно, приложишь руку к раме или стеклу совсем холодные. Мороз удерживают, но сами словно на последнем рубеже стоят. И батареи не шибко горячие - видно, где-то неполадки в отоплении пошли. А раз температура батарей падает, значит, и в квартире становится прохладно. Ну, да нам не привыкать, чего только за свою жизнь испытать не довелось!