Честное слово, хоть и не настоящая она мне племянница, но если б не цель, ради которой мы в это осиное гнездо залезли, не сдержался бы я и дал Букину по роже за такое скотство. Это ж надо, при живом дядюшке племянницу внаглую соблазнять, такое лишь те себе позволяют, кто считает, будто им все дозволено и не про них любые законы и правила писаны.
А она в какой-то момент встает, спрашивает, куда пройти на секундочку можно. Букин объяснять начинает, потом рукой машет и говорит:
— Да лучше я попрошу, чтобы вас проводили, а то заблудитесь еще.
И зовет по переговорнику какую-то «Ирочку». Появляется эта Ирочка, в форменном таком передничке, как у буфетчицы или официантки, юбка такая, что смех один, почти до трусов своими ногами красуется. Я так понимаю, что она и выполняет здесь роль буфетчицы, а заодно и другие обязанности справляет.
Ничего девка, но, конечно, с моей «племянницей» и рядом не поставишь. И главное, в отличие от Люды моей, она какой-то полированной выглядит, если понимаете, что сказать хочу. Ну, у моей «племянницы» красота вся как есть живая, прямо светится, а у Ирочки этой все на марафете показном, и от этой яркости красок она, наоборот, не свежей, а ещё больше потасканной, чем на самом деле есть, выглядит. И она, Ирочка эта, тоже это понимает, потому что очень придирчиво к Людмиле присматривается, губки поджав, и взгляд у неё очень недоброжелательный, любой огрех ищет. Я только посмеиваюсь про себя этой женской зависти, а уже тогда стоило бы мне насторожиться, старому болвану.
— Ирочка, — говорит ей Букин масляным голосом, вот-вот сам растает, проводи нашу гостью в дамскую комнату.
— С удовольствием, — говорит Ирочка. И ведет мою племянницу из комнаты. Из-за дверей её голос слышу. — Нет, не надо, туда не ходите, нам в другую сторону.
Ага, соображаю, моя «племянница» будто по ошибке не тот поворот взяла, и раз её туда не пускают — значит, в той стороне заложников и надо искать.
— Хорошая у тебя племянница, — говорит Букин. — Что ж ты раньше её скрывал?
— Да мы ж с вами знакомы без году неделя, — отвечаю. — И вы обо мне почти ничего не знаете, и я о вас почти ничего. Иначе даже странно было бы.
— Это верно, — кивает он. И ещё себе и мне водочки подливает. — А девка она, вроде, скромная, не балованная, да? — спрашивает.
— Да где ей балованной быть? — говорю. — Наполовину сирота, всех родственников и есть, что её мать, моя сестра двоюродная, да я, пенсионер. В таком положении о каждом куске хлеба думаешь, а не о том, чтобы баловство себе позволить.
— Это нехорошо, — говорит Букин. — Такую красавицу надо холить и лелеять и на руках носить.
— Для этого сильные руки иметь надо, — говорю как бы в шутку.
— Да у любого мужика от одного взгляда на неё в десять раз сил прибавится! — говорит он.
Тут и Людмила с Ирочкой возвращаются. Людмила на место садится, а Ирочка как-то странно на неё посмотрела, прежде чем за дверью исчезнуть. Ну, я опять-таки это на женскую зависть списал. А Людмила мне под столом ногой на ногу давит: мол, разобралась я в географии дома, и где какая охрана располагается, и скоро можно действовать начинать.
— Вот товарищ директор говорит, что готов тебя на руках носить! говорю я, посмеиваясь.
— Да что вы! — смущается она. — Я ж не из принцесс, простая девушка, и все тут…
— Кто вам сказал, что не из принцесс? — говорит Букин. — Может, вам на роду написано принцессой стать? Дайте мне вашу руку, я по рукам хорошо гадаю.
Она ему руку подает, он в её руку вцепился, поглаживает, держит так, как будто отпустить больше не в силах, будто приклеили его к ней.
— Вот, — начинает ей показывать, пальцем по её ладошке туда-сюда водя. — Видите, как эта линия богатства вдруг глубокой и четкой становится?..
Больше он ничего сказать не успел, потому что заходит здоровый детина, со свитой из четырех человек, и эти четверо у дверей и окон встают, скрестив руки. Я весь похолодел — понял, что облом какой-то у нас произошел.
— Что такое? — растерянно говорит Букин. — Я ж просил мне не мешать, пока я с гостями сижу!
— Ага, не мешать тебе! — рявкает детина. — Ты кого привел, козел вонючий?!..
— Да что… — начинает Букин, но тут эта прожженная Ирочка в дверь всовывается.
— А то, — говорит, — что ты на её ручку погляди. У неё на ногтях лак «Кристиан Диор», тот, что по семьдесят долларов за флакончик стоит, я уж в оттенках разбираюсь! Интересно, откуда у «бедной девушки» такой лак, который даже я не могу себе позволить купить?